Глава 12
Грибной порошок
До рассвета я проплакала в кустах, не решаясь вернуться обратно по темноте (в фонаре сел аккумулятор). Ступить на галечную осыпь было ещё страшнее. Раз снайпер стережет берег, у него наверняка ночной прицел. Мне говорили, что там легко отличить мертвое от живого (оно теплое), зато черты лица и одежду видно плохо. Убьет и сделает вид, что так и было. Проклятый Ахинеев сказал правду. У реки — засады не было, а стрелок на скале, контролирующий многие сотни метров открытой береговой полосы — не считается. Дешево и сердито…
Едва начало светать — по тропинке спустились двое. Лично мне незнакомый молодой гражданский парень (кажется, он из команды Радека), с коротким автоматом на груди и солдат, с длинным автоматом за спиной. Ко мне подошел только гражданский. Подал руку. Подвел, зареванную, к лежащему телу. Господи! Лучше бы я в кустах оставалась. Первая пуля попала Володе в спину и прошла навылет. А вторая — ударила в затылок, снеся большую часть лица… Даже поцеловать на прощанье некуда… Труп успел окоченеть. Когда его повернули на спину, застывшие руки нелепо вздернулись вверх. Где он лежал, на гальке застыла кровь. А то, что мне ночью, издалека, показалось темным пятном — содержимое развороченного черепа. Мамочка… Хорошо хоть мух нет…
Когда гражданский, положив на землю автомат, начал с силой разгибать Володе руки-ноги и выпрямлять безобразно скрюченное тело — я не выдержала. Повернулась и убежала… Не могла видеть этого сосредоточенного равнодушия… К счастью, жуткую братскую могилу к моему возвращению уже закопали. Четверо хмурых мужиков (и среди них — сапер Кротов), лопатами и ломом ковыряли рядом небольшую персональную яму. То ли из уважения ко мне, то ли по другим причинам. На душе полегчало. Значит, будет, куда приходить навещать… Длинный и тяжелый сверток, завернутый в маскировочную сеть, из которой торчали голые ступни, принесли, когда землекопы углубилась в грунт по пояс, а солнце полностью разогнало туман. Часто сменяя друг друга, погребальная команда упорно долбила каменистый склон. Пока, наконец, самый старший, седоватый дядька с усами, не подал знак.
— Хватит! Будете прощаться? — обратился он ко мне.
Кивнула. Слов и слез — не осталось. Механически присела на корточки, положила руку на импровизированный саван. Помолчала. Так же механически выпрямилась. Кинула в яму, поверх тела, первый комок земли. Отступила. Споро заработали лопаты. Ну, вот и всё. Надо жить дальше. Одной…
Первое утро новой жизни я провела в полном оцепенении. Вроде того, что описывают загипнотизированные. Всё вижу и понимаю, а ответить или пошевелиться — не могу… Меня особо и не тормошили. Я ни к кому не лезла. У незаконченной могилы — слушала разговоры, ужасаясь собственному каменному спокойствию. Другая бы — бегала и кричала, возможно — стреляла. Я нет. Наверное, уровень эмоционального напряжения имеет верхний предел. Но… и мужики — хороши. Разве ж можно обсуждать покойников прямо при родне? Да ещё настолько откровенно? Потрясающая бестактность… А эти — рыли и болтали. Деревня…
— Раз уж «особист» такой прошаренный, как ты поёшь, так чего же снайпера с ПНВ не предусмотрел?
— Он был не умным, а «информированным». Это — принципиально разные вещи. Знал, что у наших солдатиков — совершенно нет практики ночной стрельбы. Нет опыта ночного скрадывания или многочасового сидения в засаде. Откуда? Вот и полез на рожон. Рискнул головой… Кстати, могло и получиться. От «передовой мобильной группы», посреди бела дня — он ушел… Под огнем.
— Так он по-своему и прав. Всего месяц назад пацаны точно такими, как те, и были. Городские «воины», без всякого опыта… пугливо жмущиеся к командирам… и средневековая тайга кругом.
— Не уследил, получается, за эволюцией навыков личного состава?
— Именно! Дед рассказывал, что основной опыт боец набирает за первые две недели жизни на передовой.
— Справедливо… На войне люди учатся быстро…
— И я про то. Охота с засадами, которой мы тут пробавлялись — она не просто так. Помнишь, узкоглазого парнишку, что с СВД к нам на «точку» приходил? Буквально за считанные дни в таежника вырос… Практика…