Валентин взял кейс, проверил его на тяжесть и сказал:
— Тогда я пойду. Береги себя, Катерина…
— Это мы ее бережем, — поправил Глеб.
Валентин его не услышал, повторил:
— Береги себя, Катерина. Через десять дней я вернусь, и мы обо всем поговорим. До скорого свидания, родная моя.
Как только он вышел, в столовую вошел Артем. Знал свое место и время.
— Аж страшно! — признался Глеб. — Человек абсолютно свободно уходит с чужими миллионами в чемодане. Александр, не боишься, что он за бугром в осадок выпадет?
— Пусть попробует. Я ему там обеспечу такое, что его просто привлекут как уголовного преступника. Ну, да он — умный человек и все просчитал. Правильно я говорю, Кэт?
— Да пошел ты… — откликнулась Катерина.
— Да, я пошел, — решил Александр. — А вы, ребятки, как стемнеет, забирайте гражданку и в берлогу. Там надежнее.
— Гуляй спокойно, начальник, — успокоил его Глеб. — Не первый год замужем.
— Что ж, гуляю спокойно. — Александр поднялся, пожелал: — Самого наилучшего всем вам… — и вдруг вспомнил: — Да, совсем забыл! Я же тебе, Кэт, подарок приготовил.
Он прошел в угол, подобрал рюкзак, порылся в нем, как в мешочке, где спрятаны бочонки для игры в лото, вытащил слегка помятые фотографии размером восемнадцать на двадцать четыре. Для начала показал мужикам.
Показывал и натужно веселился, подмигивая, подхмыкивая, двусмысленно жестикулируя. Радовался неизвестно чему. Какое его собачье дело до того, что Катькин муж путался с заграничными блядями? А на Катерину не смотрел, хотел, чтобы она смотрела на него — триумфатора.
…Валентин в явно несоветском гостиничном номере недвусмысленно развлекается с голой дамочкой. Естественно, тоже голый. И все в цвете, в цвете!..
Протянул фотографии Катерине.
— На долгую память, Кэт.
Катерина ладошками сбила фотографии, чтобы аккуратнее была пачка.
— Спасибо, Сандро. Постараюсь и тебе ответный подарочек приготовить.
Александр победительно посмеялся — будто покашлял — и ушел. Катерина перебирала фотографии.
…Голая дамочка, голый Валентин…
Голая Катерина и голый Артем. На ампирной, поперек себе шире, кровати. На зеркальный потолок не смотрели: в отчаянной, безоглядной, бесстыдной этой, вроде бы, любви не до этого было.
После молча лежали — отдыхали.
А потом Катерина закурила, углом рта пускала дым под абажур ночника. Дым клубился, струился, слоился, неустойчиво застывал. Артем смотрел на дым.
— Какая ты баба! — вдруг сказал он восхищенно.
— Ты что — в потолок на меня смотрел? — поинтересовалась она.
— Нет, — испуганно ответил он. Катерина воткнула сигарету в пепельницу и, не таясь, встала: складная, подобранная, соблазнительная. Особенно для своих лет.
— Я — женщина, сявый дурак. А для настоящей женщины любовь — даже такая, с тобой — искусство.
И — нагишом, босиком — пошлепала в ванную.
Одетый Артем ждал ее в гостиной. Не женщина — хамелеон. Без косметики, со стянутыми резинкой волосами, в свободной маечке с надписью «Кис ми», естественно, без лифчика, в легких летних джинсах, девчонкой выпорхнула на встречу с Артемом. Выпорхнула, подмигнула и вопросом предложила:
— Выпьем с устатку, Тема?
— Сейчас холую скажу, — согласился Артем.
— Холуй теперь ты. Мой холуй, — ласково сказала Катерина и улыбнулась. В шутку ли, всерьез сказала — непонятно. Не понял и Артем — обиделся:
— Я холуем ни у кого не был.
— Ну, не холуй, — уступила Катерина. — Верный слуга женщины, имеющей к нему слабость. На это согласен, принципиальный наемник?
— На это согласен, — Артем тоже улыбнулся, понял: надутым болваном быть не следует.
— Тогда действуй. Одна нога здесь, другая там, — Катерина обрушилась в кресло и пояснила: — Выпить очень хочется.
Для приведения взбудораженных организмов в состояние относительного покоя пили шампанское. И как бы отмечая рубежный акт, собачью свадьбу, что ли?
Выпустив из ноздрей шампанский газ, прямо-таки рыгнув носом, Артем поставил бокал на столик, глянул на развеселившуюся от содеянного им Катерину и сдавленно произнес:
— Пардон.
— Миль пардон, — поправила Катерина. — Маленький-маленький пардон. Вот если бы ты рыгнул при открытой пасти и высморкался на пол — тогда уж полный пардон.
— Катя, а ты действительно считаешь, что я — сявый дурак?
— Запомнил! Насчет дурака еще не разобралась. Ну, а сявый… Есть самую малость.
— Ты — беспощадная, — решил Артем.
— Бабы — все беспощадные, Тема. Только все старательно скрывают это, а я — от лени, наверное, — нет У тебя-то какая-нибудь беспощадная имеется?