«Печать деятельно распространяла ложные учения сепаратистов, поддерживала связь со Швецией, заведомо извращенно толковала отношения Великого Княжества с Империей, дерзко отрицала силу Русского Самодержавия в Финляндии, возбуждала и поддерживала в населении недоброжелательство к России и к русским, старательно в то же время замалчивая благоприятные явления русской жизни и заботливо подбирая из нее факты, заслуживающие порицания». В местных газетах порочили православную церковь. Сатирические издания позволяли себе «дерзкие насмешки» не только над высшими государственными чиновниками (включая генерал-губернатора), но их «безумная дерзость» могла дойти даже до неуважения к «Священной Особе Русского Императора». При этом разве удивительно, что ссылающиеся на свободу слова местные политиканы стремятся по возможности обходить цензурные предписания. Пойти на уступки означало бы для высшего начальника окраины «проявить вредное, преступное невнимание к интересам государства». И это несмотря на то, что, по мнению генерал-губернатора, финляндские цензоры, то ли под влиянием ложного патриотизма, то ли опасаясь бойкота, постоянно манкируют своими обязанностями.
Особенно «вредными» газетные публикации стали в 1898-99 годах в связи с внеочередной сессией сейма и Февральским манифестом. Бобриков считал, что все финляндские газеты следовало бы закрыть. Вялость и беспомощность чиновников цензуры привели к тому, что газеты, вероятно втайне подстрекаемые сенатом и сеймом и не опасаясь наказания, выступали самым непозволительным образом против верховной власти. Осуществление надзора, входящего в обязанности Главного управления по делам печати, оказалось пустой формальностью, а предварительная цензура потеряла в большой мере свое значение. Оценив ситуацию, Бобриков вынудил генерального директора Главного управления по делам печати А.В.Каяндера выйти в 1899 году в отставку и организовал назначение на его место начальника отдела генерал-губернаторской канцелярии графа А.К.Кроньельма.
Но этого все же оказалось недостаточно. В феврале 1899 года Бобриков получил согласие императора на учреждение состоящего при генерал-губернаторе особого «Совещания по делам печати». На этот консультативный орган, членов которого генерал-губернатор назначал сам, возлагалась обязанность читать местные газеты и докладывать генерал-губернатору о «наиболее выдающихся по дерзости статьях», пропущенных в печать местными чиновниками цензуры, и затем вносить предложения о принятии необходимых мер. Председателем этого «цензурного комитета» стал (после того как ссылавшийся на загруженность иной работой и плохое владением финским языком вице-председатель Хозяйственного департамента сената Тудер попросил освобождения от этой обязанности) помощник генерал-губернатора Н.Н.Шипов, финским языком совершенно не владевший. Попытки Бобрикова заставить финляндских чиновников, например, сенаторов, активно участвовать в работе совещания в качестве его членов были безуспешны. Исключение составил граф Кронъельм, коллегами которого стали начальник штаба Финляндского военного округа генерал-майор В.Г.Глазев, следователь военного суда полковник П.А.Швейковский, а также генерал-майор П.Д.Ольховский, назначенные в приказном порядке по военному ведомству. Секретарем комитета был чиновник канцелярии генерал-губернатора надворный советник Г. Ганскау. По должности в работе комитета принимал участие и начальник канцелярии генерал-губернатора полковник фон Минквиц, а позднее его преемник полковник Зейн.
Приступив к делу под усиленным надзором генерал-губернатора, совещание, хотя и было органом консультативным, без проволочки забрало в свои руки руководство действиями цензуры, тем самым поставив Главное управление по делам печати в положение «почтовой конторы». Координацию облегчало членство в совещании генерального директора Кронъельма. Особой инструкцией, переданной через Главное управление по делам печати, были, например, запрещены «неуместное обсуждение в газетах исполнения воинской повинности», неуместные критические замечания по поводу одобренных императором административных мер, недружелюбные по отношению к русским заголовки статей, публикация слухов, подрывающих доверие к чиновникам и т.п. Началось и увольнение тех цензоров, которые оказались «тугими на ухо».