Особой дискриминации в Российской империи подверглись евреи, свобода жительства которых была ограничена установлением для них «черты оседлости», т.е. им можно было селиться лишь в некоторых, специально для этого предназначенных губерниях. Поступление евреев в учебные заведения было затруднено и, например, профессия юриста для них полностью исключалась. Участие в земствах и городских управлениях было именно евреям запрещено. Указом 1893 года им было запрещено даже использование «христианских имен». О правовой безопасности не могло быть и речи даже для богатых евреев, хотя небольшая их часть была в состоянии с помощью коррумпированных чиновников обходить упомянутые предписания. Бесправие евреев подчеркивалось постоянно нависавшей возможностью погромов. Во многих случаях это насилие, нередко кровавое, творилось при прямом попустительстве властей, смотревших на него сквозь пальцы как на подходящий отводной канал народного недовольства.
Говоря о политике русификации, следует все же постоянно помнить, что и в осуществлении этой политики проявлялось свойственное российскому царизму расхождение между желанием и возможностью. Из-за слабостей и противоречий самой системы никогда не удавалось проводить линию целостно и последовательно. Поэтому в последние десятилетия самодержавия можно заметить как временные, так и местные различия в масштабе проведения административной и культурной русификации национальных меньшинств. Дольше других дожидалась своей «очереди» Финляндия.
В течение XIX века особое положение Великого Княжества Финляндского постепенно стабилизировалось и укрепилось. Предоставлением самоуправления и поддержанием его царизм обеспечил себе верноподданность финляндцев. Николай I не зря велел оставить Финляндию в покое, констатируя, что в огромной державе это единственная провинция, которая за все время его правления не причинила ему никакого беспокойства или неудовольствия. Как верно заметил профессор Осмо Юссила, финляндцы обрели при дворе в Петербурге «добрую, консервативную репутацию» и долго не давали повода к изменению этого впечатления. Наоборот, в период реформ 1860-70-х годов самоуправление Великого Княжества, показавшее свою надежность, было укреплено еще более.
В отличие от других окраин, где царизм проводил политику русификации, особое положение Финляндии сохранилось и при Александре III. С.Ю.Витте в 3-м томе своих «Воспоминаний», в главе, посвященной Финляндии, приводит такие слова императора, сказанные ему: «Мне финляндская конституция не по душе. Я не допущу ее дальнейшего расширения, но то, что дано Финляндии моими предками, для меня так же обязательно, как если бы это я сам дал. И незыблемость управления Финляндией на особых основаниях подтверждена моим словом при вступлении на престол». Подоплекой высказанных Витте моральных воззрений реальной политики было традиционное стремление избегать преднамеренного вызывания трудностей там, где их не было.
С приближением конца столетия Финляндия — последний остаток созданной во времена Александра I и снабженной особыми правами зоны завоеваний — стала все более выпадать из картины гомогенного государства. Это не могло не привлечь внимания консервативно-националистических кругов. В 1881 году генерал-губернатором Финляндии был назначен бывший начальник Главного штаба граф Федор Логинович Гейден. Вскоре по прибытии в Финляндию он составил и направил императору доклад, содержащий весьма далеко идущие предложения по проведению мер к единообразию. Гейден писал помимо прочего, об усилении изучения в школах Финляндии русского языка, литературы и географии России, об осуществлении «равноправия» живших в Финляндии русских с гражданами Великого Княжества, об ужесточении контроля за финляндской прессой, о присоединении финской армии к российской, о более тесных экономических отношениях между Великим Княжеством и империей и т.д., и т.п. Все это сделалось во второй половине 1880-х годов актуальным и в публичных выступлениях великорусских шовинистов и в практической политике. Полную отмену автономии Финляндии Гейден все же не считал целесообразной, опасаясь жесткого сопротивления, которого вполне можно было ожидать. Политику единообразия следовало осуществлять осторожно, шаг за шагом. Десять лет спустя (в 1891 году), составляя записку о финляндских губерниях, Гейден был готов пойти уже значительно дальше, отказываясь вообще признавать Финляндию автономным государством.