Прости меня и мою откровенность, милая, дорогая Мама, я чувствую, что эти строки не принесут Тебе той радости и успокоения, которых Ты, может быть, ожидала. Я писал их, все время думая о любимом Папа и о тебе. Ты пожалуйста, не сердись на меня, а только пожалей и предоставь невидимой руке Господа направить мой тяжкий земной путь!»
Так все и осталось. Мария Федоровна пожаловалась своему протеже и кандидату в генерал-губернаторы (позднее преемнику фон Плеве на посту министра внутренних дел) князю Святополк-Мирскому, что у Николая нет способности критически мыслить при выборе себе советников. «Эти свиньи вынуждают сына делать бог знает что и говорят, что муж мой желал этого». Вдовствующая императрица не очень-то скрывала свою досаду и от военного министра. 26 декабря 1902 года Куропаткин записал в своем дневнике: «Сегодня был в Гатчине. Государыня императрица Мария Федоровна более 40 минут вела со мной разговор о финляндских делах. Горячилась и волновалась. Раза два выступали на глазах ее слезы... Оправдывался, сколько мог, но, кажется, прежнего расположения все еще возвратить не мог». Император был глух к советам матери, одновременно он показывал, что сыт по горло датскими родственниками. Повторявшиеся почти каждый год визиты Николая II ко двору Христиана IX прекратились с начала XX века в основном из-за разногласий, касавшихся финляндского вопроса. Копенгагенский канал больше не действовал.
ПРЯНИК И КНУТ
«Преданный народ»
В составленном Бобриковым еще в марте 1899 года плане действий в Финляндии значилось в числе прочего: «Улучшить экономическое положение безземельных». Проблема эта отнюдь не была незначительной. На рубеже столетий безземельные составляли явное большинство населения сельской местности. По мнению Бобрикова, народ Финляндии был разделен по экономическому принципу: «С одной стороны — капиталисты и землевладельцы, а с другой — необеспеченная, трудящаяся масса». До поры до времени чиновники самого Великого Княжества не предпринимали никаких заметных мер для выправления положения.
В секретном отчете о своей деятельности Бобриков характеризует этот вопрос так: «Распределение земли — самая больная социальная рана Финляндии». Безземельные были экономически «полностью зависимы» от землевладельцев, в придачу к тому устаревшее законодательство о выборах препятствовало им, а также и городским рабочим, участвовать в работе как общефинских, так и муниципальных выборных органов. «Такое положение вещей приводит к тому, что заявления этих органов не могут быть, по существу, принимаемы за изъявление мнения большинства населения».
Кажется парадоксальным, что эта критика тогдашних недостатков финляндской демократии исходит от убежденного сторонника самодержавия, но ее следует рассматривать как часть характерного для царизма традиционного видения общества разделенным надвое: преданный монарху народ — заблуждающаяся интеллигенция. Как показали спонтанные слухи о разделе земли, распространившиеся с молниеносной быстротой весной 1899 года, ситуация предоставляла русскому правительству возможности укрепить свои позиции среди населения сельскохозяйственных районов окраины. Бобриков писал императору: «Основательно улучшив положение безземельной части населения Финляндии, российская власть, несомненно, получит в этом крае от огромного большинства действительно не избалованного особой заботой местных жителей и ведомств, надежную и крепкую поддержку, которая действительно может облегчить осуществление государственного единообразия». Такого же мнения был и фон Плеве.
Весной 1899 года сенат внес предложение о перечислении 10 миллионов марок из излишков финляндской казны транспортному ведомству. В основном для строительства железной дороги. Но по предложению Бобрикова император распорядился, чтобы 2 миллиона из этой суммы было выделено на приобретение земли для безземельных. Так финский народ получил бы конкретное доказательство того, что император лучше заботится о нем, чем «свои» правители. Положение финских «агитаторов» затрудняли также утверждения генерал-губернаторской пропаганды, будто император пожаловал (подарил) средства безземельным окраины. «Это проявление милости Его Величества рождает в сердцах торпарей и батраков безграничную радость и чувство глубокой благодарности Российскому Самодержцу». Хотя «пожалованные» два миллиона были из сумм, внесенных самими финнами в качестве налогов, но, несомненно, не прояви Бобриков инициативы, они были бы использованы по другому назначению железнодорожным ведомством.