Особенно раздражало Бобрикова то, что организаторы пассивного сопротивления провели в ноябре 1902 года собрание в гостинице «Кемп» в нескольких десятках метров от генерал-губернаторской резиденции, а полиция ничего об этом не знала. Хотя газеты с помощью цензуры и закрытий удалось в какой-то мере обуздать, «подстрекательство» продолжалось путем собраний, организуемых «гастролирующими» агитаторами, и различных мероприятий, где произносились речи, а также контрабандным ввозом из-за границы газет, журналов, брошюр и другой печатной продукции. Но этим роль заграницы не ограничивалась. Несмотря на то, что во всех европейских странах официальные правящие круги признавали проблему Великого Княжества внутренним вопросом России, энергичная и успешная пропаганда, ведшаяся финнами в Европе, начала постепенно приобретать масштабы, подрывающие репутацию и авторитет империи. Летом 1903 года фон Плеве готов был через посредников зондировать возможность прекращения пропаганды участниками финляндского сопротивления. Но время для таких затей было упущено. Необходимого для их осуществления доверия у финляндцев больше не было.
Польза, приносимая старофиннами борющемуся генерал-губернатору, была весьма ограниченной. «Цена финской уступчивости мне, конечно, достаточно известна, и потому я к ней полного доверия не питаю. Фенноманская партия желает, при содействии русской власти, совершенно уничтожить своих политических врагов и свести с ними свои партийные и личные счеты. Если им это удастся, то они составят такую же оппозицию правительству, как и шведоманы. Господство финской партии в крае может представить еще большие опасности, чем преобладание шведской, так как за первой действительно стоит весь финский народ, который, при ложном местном патриотизме и раздутой теории финляндского «государства», легко можно склонить и направить против России. Происходящая ныне борьба партий полезна для России, если только пользоваться ею для своих собственных русских и общегосударственных целей. В этом именно смысле особенно важен наступающий момент. Финская партия уступает, и настоящим благоприятным временем необходимо пользоваться, но исключительно только для широкого проведения в край русского элемента и закрепления этой окраины за Империей. Уступка фенноманов не должна вызывать никаких существенных уступок с русской стороны. «Россия — для русских»... С местной крамолой Россия справится, не делая послаблений и уступок фенноманской партии. Острый период финляндской смуты пережит и необходимо только твердое и последовательное проведение раз намеченной государственной политической объединительной программы до конца, т.е. до полного торжества в Финляндии русских начал. Финляндия должна быть нераздельной частью Империи не только в территориальном отношении, но и в духовно-культурном».
Финские политики — сторонники уступок, конечно, не знали, может быть, к счастью, процитированной выше «Всеподданнейшей записки», представленной Бобриковым императору в феврале 1904 года. Целью всей их политики был выигрыш времени, в надежде, что в самой России могут произойти изменения направлений. Однако же, до тех пор, пока фанатический Николай Иванович правил в Хельсинки, предпосылок для компромисса не было. Опирающийся на политику силы генерал готов был идти в своей линии до крайних мер. Бобриков был убежден в том, что пассивное сопротивление постепенно станет активным, в числе иных признаков того была, по его мнению, активизация деятельности стрелковых обществ. На такой же вывод наталкивало широкое распространение в крае торговли оружием, над которой лишь благодаря энергичным мерам генерал-губернатора (постановление об ограничении и регистрации ввоза, хранения и условий торговли боевым оружием и огнестрельными припасами) удавалось осуществлять какой-то контроль. Опережая события, генерал-губернатор предполагал, что многие финские юноши уже отправились за границу (в первую очередь подозревалась Швеция) обучаться владению оружием. Для сокрушения чухны, будь ее сопротивление пассивным, активным или коварно уступчивым, годилась лишь сила. Но для применения ее генерал-губернатору требовалось получить дополнительные полномочия.
Когда шведский посол в Петербурге Гильденстолпе высказал фон Плеве удивление по поводу введенного в Финляндии запрета на торговлю оружием, последний ответил, что считает запрет совершенно необоснованным. «Господин фон Плеве прибавил с улыбкой, что всегда находятся личности, сильно желающие подчеркивать перед вышестоящими свои трудности и представлять ситуацию значительно худшей, чем она есть на самом деле».