Требование увеличения численного состава русских войск в Финляндии Бобриков обосновывал не только военными соображениями, но также и национальным фактором. Принимая во внимание немногочисленность русского населения Финляндии, войска, размещенные в разных концах Великого Княжества, являлись в то же время «весьма существенной обрусительной силой».
Борясь весной 1899 года с брожением, вызванным Февральским манифестом, Бобриков не мог удержаться, чтобы не бросить Куропаткину с досадой: «Были бы у меня полномочия Варшавского генерал-губернатора!» Хотя тамошний коллега Бобрикова и был в подчинении у Правительствующего сената и Министерства России, но как доверенное лицо императора он был независим от ближайшего окружения — поляков. В отличие от Варшавы, в Хельсинки генерал-губернатор вынужден был считаться с сенатом и местным управленческим аппаратом, действовавшими на основе особого законодательства и постоянно препятствовавшими применять эффективные меры в целях общегосударственных интересов. Поэтому просто неизбежного расширения полномочий генерал-губернатора все же не было бы достаточно. Представляя осенью 1899 года только что вступившему в должность министра статс-секретаря фон Плеве обзор своих забот, Бобриков подчеркивал, что распространившуюся по окраине «крамолу» невозможно подавить без применения крутых мер.
Практически инициатива Бобрикова означала, да он и сказал это прямо, временную отмену местных законов путем объявления в крае положения «усиленной охраны», согласно закону об общем чрезвычайном положении в государстве, который применялся в России с 1881 года. Другой возможностью, предоставлявшейся этим законом, была «чрезвычайная охрана», соответствующая практически военному положению. Сразу же в 1881 году положение усиленной охраны было объявлено в десяти губерниях и двух крупнейших городах — Петербурге и Москве. Как показывают исследования, в период с августа 1881 года по март 1917 не было момента, когда бы закон не применялся в какой-нибудь из частей державы.
По представлению Бобрикова, распространение положения «усиленной охраны» на Финляндию дало бы «возможность ослабить силу тайной пропаганды, уничтожить преграды, затрудняющие проникновение в Финляндию благотворного влияния общегосударственных требований, и избавить страну от лиц, умышленно распространяющих всякие кривотолки, смущающие мирное и трудолюбивое финское население. Отметим, что Бобриков уже на этой стадии уделял особое внимание праву выселения из страны в качестве существенной части «диктаторских полномочий».
Со своей стороны, министр статс-секретарь считал совершенно обоснованным усиление положения генерал-губернатора коррекцией данных ему инструкций и уменьшением полномочий сената. Все равно следовало принимать меры по введению в Великом Княжестве русского языка в качестве официального языка администрации. Однако же фон Плеве считал, что для введения положения «усиленной охраны» пока что нет оснований. Прежде чем решаться на такие радикальные действия, следовало посмотреть, как подействуют другие, более мягкие меры.
После возникших в Хельсинки в 1901 году в связи со второй годовщиной опубликования Февральского манифеста уличных беспорядков генерал-губернатор вновь вернулся к вопросу о предоставлении ему особых полномочий. В связи с этим между Бобриковым и фон Плеве завязалась переписка, во время которой в Финляндии проявилась бурная реакция на новый Устав о воинской повинности, что дало делу дополнительный толчок. В августе 1901 года Бобриков опять потребовал введения в Финляндии положения «усиленной охраны». Расширение полномочий генерал-губернатора и губернаторов могло быть достаточным лишь в нормальной ситуации. Теперь же край из-за тайного подстрекательства скатывался к анархии. Поэтому требовались более крутые меры, в том числе и высылка из Финляндии. Генерал-губернатор утверждал, что его мнение разделяет и вице-председатель Хозяйственного департамента сената Линдер.
В статс-секретариате, где характер Бобрикова был хорошо известен, началась тревога. Правда, фон Плеве получил от императора задание подготовить вопрос, приняв все же во внимание, что применение мер чрезвычайного положения в Великом Княжестве требует особой осторожности, что надо избегать возбуждения у населения необоснованного страха, будто правительство намеревается лишить Финляндию особого положения, дарованного ей милостью российских монархов. С другой стороны, разумеется, было важным и восстановление общественного спокойствия. Поэтому у генерал-губернатора были запрошены детальные сведения о положении в Финляндии, чтобы можно было решить, на основании чего он желает получить особые полномочия.