По мнению Мессароша, школы Финляндии были засорены сепаратизмом, вследствие чего их необходимо без исключения подчинить Министерству народного просвещения России. В противном случае они лишь будут продолжать «наращивать сепаратизм за российские деньги». Высокий, как утверждают, уровень культуры окраины — следствие особых прав, щедро пожалованных Россией за свой собственный счет. Финляндскую школу как институт следовало сделать русской и по языку, и по учебным программам вплоть до начального «народного» образования. Упреждая возражения, что изменения школьной системы потребуют денег и времени, Мессарош не считал эти проблемы непреодолимыми. Средства легко найдутся за счет упраздняемых должностей и ведомств, необходимых при особом положении Финляндии. Хотя реформы, разумеется, не могли быть осуществлены «за один день», следовало все же помнить, что финляндские крестьяне способны при необходимости быстро научиться русскому языку. Примером тому являются взрослые жители окраины, поселившиеся в Петербурге. Изучение языка в школьном возрасте шло бы еще быстрее. В губерниях Прибалтики народное образование на русском языке продвинуто уже довольно далеко, и в Финляндии можно действовать подобным же образом.
Особым объектом критики Мессароша была должность министра статс-секретаря Финляндии, и в своей книге он требовал упразднения этой должности. Однако весной 1898 года Мессарош объявил, что он частично отказывается от линии, изложенной в книге, и поддерживает временное сохранение указанной должности, если только на нее будет назначаться русский, гражданин России. О причинах изменения точки зрения, произошедшего отнюдь не случайно, несколько ниже.
По убеждениям Мессароша, Богу следовало дать молодому царю силы «достигнуть слияния всех народов Российской империи в одно целое великое государство, в котором на всем его необозримом пространстве будет господствовать один Самодержавный Русский Царь, в котором каждый, от мала до велика, будет повиноваться одному лишь русскому закону, и где могучая русская речь будет смело раздаваться как в Храме Божьем, так и Суде Царском и в хижине бедняка». Изложенную в книге программу российская либеральная пресса успела с ходу заклеймить как представляющую крайнее направление. С другой стороны, газета «Московские ведомости» не видела никакой необходимости присоединяться к либеральной точке зрения, а проявила солидарность со своим корреспондентом, опубликовав положительную (написанную самим же Мессарошем под псевдонимом) рецензию на книгу.
Несмотря на широту и позднее проявившуюся актуальность писаний Петра Ипполитовича Мессароша, они были лишь частицей формировавшегося тогда антифинляндского фронта в российской прессе. Как справедливо заметил Швейцер, отсрочка в принятии предложений комитета Бунге лишала возможности карьерного продвижения многих «экспертов по Финляндии», появившихся в комиссиях, подчиненных комитету. Теперь эти «эксперты» искали нового применения приобретенным ими знаниям и квалификации. К числу этих специалистов принадлежал и служивший в отделе прессы министерства внутренних дел журналист Ф. Еленев, который в середине 1890-х годов опубликовал две своих книги, широко трактовавших Финляндский вопрос.
В своих сочинениях Еленев особенно яростно нападал на закон 1878 года о воинской повинности, обвиняя министра статс-секретаря Финляндии в обманных действия, направленных на то, чтобы склонить государя к проведению реформы. Роль финляндского сейма следовало (за точно обозначенными исключениями) сократить до сугубо совещательной. Официальное обнародование законов и инструкций следовало проводить на русском языке, присовокупляя перевод на местное наречие.
Сейм следовало лишить права налогообложения, а гражданам России дать право занимать чиновничьи должности и в финляндских губерниях. Еленев предостерегал от передачи такого предложения на рассмотрение сейма, поскольку там оно вызвало бы яростное сопротивление. К тому же дело было срочным, ибо если финляндцы, опираясь на шведские законы, успеют еще больше ограничить права российского монарха, планируемое мероприятие может обрести «неприятный революционный характер». Это предсказание Еленева оказалось весьма верным позже, когда был издан Февральский манифест.