В вопросе о компенсации воинской повинности Куропаткин, следуя рекомендации комитета Дандевилля, отклонился от одобренной в 1893 году линии. Взимание денег с финляндцев вместо натуральной воинской повинности признавалось недостаточным, но в то же время не следовало увеличивать численность чисто финляндских частей. Тех военнообязанных, которых не поглощали финляндские части, следовало включать в русские части в Финляндии или в губерниях, входящих в Петербургский военный округ. Проясняя в докладе роль военного вопроса в далеко простирающихся целях, Куропаткин продолжал: «Мера эта послужила бы началом для действительного объединения с Империей, так как отбывание финнами воинской повинности в рядах русских войск может сблизить оба народа и облегчит изучение финнами русского языка, совершенно теперь незнакомого им, а главное воспитать их в духе единой русской армии. Насущные государственные интересы обороны и безопасности со стороны Финляндии требуют, чтобы эта близкая к столице окраина скорее и более других слилась с Империей», разница в армиях частично подкрепляла «пагубную теорию о собственной государственности Великого княжества». Согласно мнениям, высказанным уже в «Исторической записке» Дандевилля и Бородкина, Куропаткин считал наперед ясным, что сейм Финляндии не одобрит новый закон о воинской повинности. Поэтому дело следовало вывести из-под правомочий сейма. Невозможно было согласиться с тем, чтобы местное сословное собрание выносило решение по делам, касающимся военных вопросов и обороны границ Империи и относящихся к компетенции высших общегосударственных инстанций. Вопросам такого порядка следовало проходить через Государственный совет до представления их на окончательное рассмотрение единственному держателю власти в империи, самодержавному монарху. Куропаткин дергал за верную ниточку, подчеркивая одобренные еще императором Александром III в 1891 году основные принципы реформы, после чего ни сенату Финляндии, ни сейму больше не было позволительно их касаться. Следует отметить, что Куропаткин в этой связи оставил совершенно без упоминания те аргументы, с помощью которых генерал-губернатор Гейден сумел в 1893 году добиться того, что дело было отложено в долгий ящик. Обращая особое внимание на решение, вынесенное отцом в 1891 году, Николай II 6 (18) июня 1898 года начертал на представлении Куропаткина: «Согласен на приведение всего предположенного в исполнение».
При подготовке «Доклада об Уставе о воинской повинности» в Главном штабе в 1898 году вопрос о проблемах практического осуществления всего предприятия сделался еще более актуальным. Успех в этом зависел во многом также и от выбора лица, которому предстояло занять пост генерал-губернатора Финляндии. Одним из кандидатов назывался еще в 1897 году генерал от инфантерии Н.И.Бобриков, и в этой ситуации его кандидатура, естественно, приобрела вес. Он, как никто иной, был знаком по долгу службы с общегосударственными военными проблемами на северо-западном направлении еще с 1870-х годов. Не было сомнений и в административных способностях, усердии и русско-националистическом образе мыслей Бобрикова. Общие представления о нем дополнялись соображениями, что у него имеется и опыт борьбы с революционерами. Боровшийся против влияния Великих князей Куропаткин видел в перемещении Бобрикова несомненный способ укрепить свои позиции, лишив Владимира Александровича его «тайного советника».
Пост генерал-губернатора Финляндии не очень-то интересовал Бобрикова, хотя и был рангом выше должности начальника штаба гвардии и Петербургского военного округа. К тому времени почти 60-летний, делавший всю жизнь военную карьеру Бобриков провел уже более двадцати лет в одной из блестящих европейских столиц — Петербурге, создав себе прочное и влиятельное положение. Поэтому отбытие в провинцию, пусть даже и с повышением, не открывало особо привлекательных горизонтов. Работа предстояла бы трудная, к тому же генерал, привыкший командовать сам, не желал работать будучи как бы в подчинении у министра статс-секретаря Финляндии. Бородкин в своей книге показывает, что Бобриков принялся вникать поглубже в «Финляндский вопрос» из чувства долга, которое «для человека в его возрасте и с его положением» было действительно редкостно сильным. Николай II принял Бобрикова 29 мая (10 июня) 1898 года, и при этом никакой готовой программы действий в Финляндии не предлагалось. Бобриков хотя и выразил принципиальное согласие служить государю где угодно, однако же намекнул при этом о своей надежде, чтобы его не назначали в Финляндию, «принимая особо во внимания царящие там всяческие неурядицы».