Различные проблемы, выявившиеся уже в самом начале работы комитета, требовали от начальника Государственной канцелярии фон Плеве, под наблюдением которого комитет работал, разносторонне вникнуть в отношения между Россией и Финляндией, а также часто докладывать о них императору. Промежуточная цель была таким образом вскоре достигнута. В принципе уже весной 1899 года было решено, что фон Плеве займет должность министра статс-секретаря Финляндии, однако приступил он к временному исполнению этих обязанностей (сохранив за собой и пост начальника Государственной канцелярии) лишь осенью, после завершения периода отпусков. В связи с назначением император сам заметил тому, кого оно касалось, что назначение «временно исполняющим обязанности» вызвано лишь желанием избежать на этой стадии возникновения в Финляндии «слишком тяжелого впечатления». Окончательное утверждение фон Плеве в должности министра статс-секретаря состоялось шесть месяцев спустя, 15 (27) января 1900 года. Уйдя в отпуск по болезни, Прокопе фактически оставил временное исполнение обязанностей министра статс-секретаря уже в мае 1899 года, и в летние месяцы его замещал начальник канцелярии Армфельт, но без права устных докладов императору.
В Финляндии назначение гражданина России — впервые со времени М.М.Сперанского (1809-1811) — министром статс-секретарем Великого Княжества было воспринято как новый тяжелый удар по автономии. Но ситуацию можно оценивать и по-другому, например, с точки зрения статс-секретариата, который после отставки фон Дена более или менее «лежал в дрейфе», не будучи в состоянии при Прокопе активно воздействовать на принятие императором решений, касавшихся Финляндии. Буквально трагикомическим положение сделалось летом 1899 года, когда Николай II, которым манипулировал Бобриков, открыто «муштровал» незначительного по занимаемой должности графа Армфельта. Тогда речь шла о том, что, по мнению Бобрикова, решения внеочередной сессии сейма доставлялись в Петербург слишком медленно. Но в конце лета 1899 года значение и положение статс-секретариата и всех его чиновников повысилось, ибо его возглавил один из наиболее могущественных государственных деятелей, чувство собственного достоинства которого, целеустремленность и административные способности были известны. О каком-либо дружественном финляндцам противовесе Бобрикову в лице фон Плеве речь, конечно, не шла. Оба господина — и Бобриков, и фон Плеве — сходились во мнении о главных направлениях политики, к тому же фон Плеве не хотел рисковать своим положением в глазах императора. Но, с другой стороны, широкий и разносторонний практический опыт в делах гражданской администрации позволял ему нередко видеть вещи иначе, чем видел их фанатичный и затевавший все новые — то крупные, то мелкие — склоки генерал Бобриков.
Определенным образом фон Плеве стал фильтрующей прослойкой между императором и Бобриковым. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что осенью 1899 года прямая переписка между государем и генерал-губернатором почти полностью прекратилась. Хотя Бобриков и сохранил право присутствовать при докладах императору, дела шли через фон Плеве, положение которого и чувство собственного достоинства не допускали принижения его до исполнения лишь роли «почтовой конторы». Само по себе новшество еще не означало потери доверия императора к Бобрикову; слабовольный Николай II все же смог, сохраняя лицо, отгородиться от потока требовавших его мнения инициатив сверхэнергичного подчиненного. Новый министр статс-секретарь стремился проявлять заботу о том, чтобы с этих пор Его Величество беспокоили лишь по поводу дел крупнейших и как можно более хорошо подготовленных к решению.
Несмотря на отсутствие прямых доказательств, можно все же с большой долей вероятности считать упомянутые выше соображения одной из причин назначения Вячеслава Константиновича министром статс-секретарем.