Бобрикову было все же легче устранять неподходящих лиц с высших, ответственных должностей, чем с более низких ступеней иерархической лестницы. Действовавшее в Финляндии правило неувольнения чиновников предусматривало, что для законного увольнения требуется решение суда. Чтобы устранить это препятствие, 1 (14) августа 1902 года было издано постановление, дающее право административным решением устранять с должности управленческого чиновника или судью, который, «находясь при исполнении должности или вне должностных обязанностей, будет совершать поступки, несовместимые со служебным долгом или служебным положением». Тем же постановлением прирожденные русские получили право занимать чиновничьи посты в Финляндии. С этого времени свидетельства о сдаче экзаменов по юридическому курсу где бы то ни было в империи признавались столь же компетентными относительно гражданских должностей, как и аттестация Хельсинкского Императорского Александровского университета. Служителей нового порядка, совершивших проступки, постарались сделать недостижимыми для финских судебных инстанций, постановив, что предъявление им обвинений зависит от разрешения прямого начальника провинившегося чиновника или генерал-губернатора. При новых назначениях на должности «слово высшего начальника края» также стало решающим, в связи с чем он особо обращал внимание на владение русским языком лиц, добивавшимся должности.
Бобриков принялся «очищать» финляндское чиновничество, и первыми объектами этого стали суды, органы охраны порядка и городские управления. Члены надворных судов, которые «проявили строптивость» при рассмотрении конфликтов, возникавших в связи с проведением в жизнь закона о воинской повинности, были уволены. Поскольку для назначения вместо них не нашлось подходящих кандидатов-русских, пришлось временно удовольствоваться старофиннами. В губерниях Уусимаа и Выборгской были уволены все бургомистры. На службу в органах полиции стало возможно принимать русских как в командный состав, так и низшими чинами. В командный состав старались заполучить бывших армейских офицеров. Для сведения до минимума практических трудностей в низшие чины стремились вербовать в империи в первую очередь лиц, владеющих финским языком или по меньшей мере понимающих его ингерманландцев или эстонцев. Для «большего соответствия с остальной империей» Бобриков счел важным ввести в полиции Финляндии общеимперскую форму одежды, о чем было издано весной 1903 года специальное постановление. Внедряя русский язык на всех ступенях управленческой лестницы, тем самым стремились обеспечить генерал-губернатора отрядом надежных помощников в его борьбе с сепаратизмом. По окончательному утверждению в крае общегосударственных принципов можно было бы снова спокойно увеличить участие местного населения в управлении.
Оказавшись под давлением диктата сверху, сенат пытался выторговывать уступки хотя бы в мелочах, например, возможность отвечать на прошения общинных учреждений и отдельных лиц на их языках. Сенаторы считали, что в таком случае получат хотя бы частичное возмещение за жертвы, принесенные ими во имя сохранения в своей стране спокойствия. Однако генерал-губернатор счел предложение сената лишь попыткой ослабить постановление о языке. Бобриков ссылался на то, что в 1897 году сенат сам же отклонил аналогичную в принципе петицию крестьянского сословия. Хотя состав сената и изменился (сенаторов-шведоманов сменили фенноманы), от него все же следовало ожидать последовательности. Получая русскоязычные оригиналы решений, народ приучался бы понимать первостепенную роль общегосударственного языка. Публично и на первом плане всегда следует быть русскому языку, которого не могут оттеснить в сумрак архивов переводы решений на шведский или финский язык. Манифест 1900 года уже пробудил в населении заметное стремление к изучению русского языка. «Простой люд высказывает нередко стремление посылать своих детей в русские школы». В крайнем случае можно было бы согласиться в виде временной меры на то, чтобы снабжать все исходящие бумаги сената переводами на местные языки для Выборгской губернии в течение двух лет, для остальных губерний — пяти лет.