Берия ворвался в мой кабинет через два часа после того, как я с аэродрома вернулся в Кремль.
— Ты что себе позволяешь? Ты хоть понимаешь, что не имеешь на такие развлечения права?
Я нажал кнопку, вызывая дежурного секретаря. Тот появился буквально через пять секунд.
— Чай, кофе, Лаврентий Павлович?
Маршал тяжело сел за стол для совещаний на ближайший стул.
— Коньяк.
Я кивнул вопросительно глядящему на меня капитану.
— Лаврентий Павлович, да оплачу я этот самолет. Кстати, вы случайно не знаете какая у меня здесь зарплата?
Берия посмотрел на меня, укоряюще покачал головой и вымолвил:
— Дурак!
Он хотел еще что-то добавить, но в кабинет уже вошел капитан, виртуозно на одной руке, прямо как профессиональный официант, несущий на маленьком подносе бутылку «Арарата» с двумя рюмками, вазочкой с фруктами и рассыпанными по подносу шоколадными конфетами. Капитан молча поставил поднос рядом с нами и вышел, тихо притворив за собой дверь. Хорошо их Поскребышев натренировал. Я разлил волшебный напиток и протянул рюмку маршалу. Тот еще раз укоряюще покачал головой, взял, чокнулся со мной и выпил.
— Тебе не стыдно?
— За что? — удивился я.
— За то, что заставил доверившихся тебе людей нервничать?
Н-да. Об этом аспекте моего полета я как-то не подумал. Риск, с моей точки зрения, был минимален. Запас высоты ведь был приличный. Любой летчик знает — чем выше, тем безопаснее. Недаром большое количество летных происшествий бывает именно при взлете и посадке.
— Понял, Лаврентий Павлович. В следующий раз обязательно буду предупреждать.
— Никакого следующего раза не будет! Хочешь, чтобы я приказом провел запрещение пускать тебя на аэродром?
Вот тебе раз! Как же ему объяснить?
— Лаврентий Павлович, ну не надо так. Ну как вы не понимаете, что не могу я без полетов! Может это слишком патетически звучит, но это для меня — как не дышать!
Он критически посмотрел, разлил коньяк по рюмкам и спросил:
— А зачем было самолет разламывать?
А действительно, зачем? Но ведь я не специально. Я себя ломал, никак не машину.
— Да не хотел я, Лаврентий Павлович. Просто для меня эта модель несколько слабовата.
— Это я уже в курсе. Доложили, — он усмехнулся, — Начальник ЛИИ отзвонился. Заодно просил узнать, кому премию выписывать.
— За что? — не понял я.
— Как мне объяснили, за обнаружение относительно слабого места в конструкции самолета. Оно могло проявиться через несколько сотен или тысяч часов налета на всех серийных машинах, — ответил маршал, — благодари того оператора, который кинокамеру догадался включить и твои чудачества заснять.
Оп-па! Значит конструкция не идеальная? Впрочем, в авиации это норма. Каждая модификация самолета доводится до тех пор, пока она летает.
— Значит, даже пользу принес, — констатировал я, — причем, вполне безопасно для меня это было.
— Точно безопасно? — испытующе посмотрел на меня Берия.
— Точно, Лаврентий Павлович. Я знаю, о чем говорю, — примиряюще сказал я, — вот видите, даже польза от моих, как вы очень точно выразились, чудачеств есть.
— Вот у меня, где эти твои развлечения, — успокаивающийся маршал провел ребром ладони у горла.