— Так это, ваше прев–в–о-сход–д–ительст-т-во, — то ли от страха пред столь важным лицом, то ли от холода, заикался городовой, — на к–к–у-л–л–ач–ках дер–р–рутся, д–д–дур-р–р–аки-и-с, начальство–м–м р–р–а-зрешено, — благополучно докончил фразу, держа руку у виска.
— Следует поглядеть, — подъехали к замёрзшей Неве, где на льду, ухая и матерясь, веселился русский народ, с упоением тузя друг друга кулаками и выбивая буйством, на целый год, душевную дурь.
На берегу их ругали боевые подруги и жёны.
— А–а–а! У–у–х! — слышалось из толпы.
Здоровенный, расхристанный мужичина в рваной рубахе, с крестом на шее, опрокидывал пудовыми кулачищами нападавших на него противников.
От мужика валил пар. Шевельнув плечами, он стряхнул с себя двух повисших на нём не хилых парней.
— Силён, силён скотина, — похвалил удальца Максим Акимович. — Ванятка, сумеешь завалить бахвала, — обратился к кучеру Рубанов.
— Раз плюнуть! — чуть подумав, ответил тот.
— Ну, так чего же сидишь?!
Сбросив тулуп и жилетку, пригладив на обе стороны густые русые волосы, Иван тараном пошёл в толпу, нехотя, как бы лениво отбрасывая с дороги нападавших, и остановился перед осатанелым от крови быком, в образе человека.
— Ы- ы-ы! — заревел тот, глядя мутными глазами на нового противника, но не напал, а стоя на крепких ногах, прикидывал, куда ловчее ударить.
Наконец, кхекнув, размахнулся и, что есть мочи, долбанул Ивана кулачищем в грудь.
От такого удара свалился бы и жеребец, но Иван лишь немного качнулся и улыбнулся сопернику.
В глазах парня начинала светиться русская удаль, грудь часто вздымалась, и мощные плечи напряглись под рубахой.
— А–а–а! — зарычал он, полосуя на груди сорочку и примериваясь, сжал кулаки.
Стало как будто тише…
Вытирая разбитые носы рукавами рваных рубах, фабричные сбивались вокруг двух бойцов.
Сверху, из саней, было хорошо видно, как они сошлись, награждая один другого ударами, то сходясь, то расходясь, зверски ухая и рыча, как два медведя, не поделившие самку, ярились друг на друга, шумно выдыхая пар и внимательно наблюдая за движениями и перемещениями.
Силы были равны. Всё зависело от внимания, расчёта и терпения.
Иван был моложе, к тому же не пил водки. Он уже раскровил губы сопернику и подбил глаз. Однако и тот не оставался в долгу. Но здоровяк давно уже бился, и начал уставать, встряхивая временами головой от полученного удара, и запалено, хрипло дыша.
— У–у–х! — выбросил руку Иван, ударив противника в челюсть.
Тот, клацнув зубами, на секунду замер и молча, кулём рухнул на затоптанный, запачканный кровью снег, тонким слоем покрывавший замёрзшую Неву.
Толпа восторженно завопила.
Иван неожиданно застеснялся и, чуть покачиваясь на усталых ногах, пошёл к саням, попутно черпнув горсть чистого снега у бордюра набережной, и вытерев им разбитое лицо.
Обрывки красной его рубахи свисали по обеим сторонам торса.
Две молоденькие бабы с немым восторгом разглядывали гиганта.
— Молодец! В дышло тебя… — вышел из саней Максим Акимович и собственноручно вытер кровь белоснежным платком с лица кучера. — Постоял за честь Рубановых, — протянул ему мятую ассигнацию.
Ребята с удивлением разглядывали человеческую громадину, будто впервые увидели его.
Аким уважительно пощупал напряжённый бицепс Ванятки.
— Гранит, — определил его крепость.
На Крещенье, уже всей семьёй направились на Неву к заранее приготовленной широкой проруби, под изукрашенным навесом на столбах, у которой толпился празднично одетый люд, пришедший поглазеть на закалённых смельчаков.
Первая партия самых отважных приняла водную купель ещё ночью, после крёстного хода.
Морозило! Невысокое тусклое солнце освещало покрытые инеем деревья и зашторенные узорчатой наледью окна домов.
С одной стороны лунки, посмеиваясь, выстроились господа, с другой, гомоня и толкаясь, толпился простой народ.
Семью Рубановых уважительно пропустили вперёд.
— Максим Акимович, делать тебе, что ли, нечего, как тащить меня в такую рань ноги морозить, — недовольно ворчала жена, пряча озябшие ладони в муфту.
В пяти саженях от лунки дымила трубой небольшая избушка, загодя привезённая для обогрева отважных. Вдруг её дверь открылась и по вычищенной от снега и покрытой рогожными мешками тропинке побежали к проруби мужики в накинутых на плечи зипунах и тулупах.
Подбежав к лунке, набожно крестились, сбрасывали одёжу, и в одном исподнем прыгали в ледяную купель. Несколько раз окунувшись с головой, а кто и поплавав, вылезали по приставленной ко льду лесенке и, накинув у кого что было, мчались греться в избу. Навстречу искупавшимся, из избы выбежала ещё одна партия желающих принять, во имя Господа, студёное крещение. Возглавлял их давешний противник Ванятки.