— Нет, мам, не похож совсем. Он не может быть…
— Тебе мать сказала похож, значит похож, — меня вдруг прерывает резкий голос Димы. — Лишь бы поспорить.
— Ооо, это она всегда любила, — смеется мама, — ну такая болтушка всегда была, хоть кого заболтает.
— А у вас есть фото Ани в детстве?
— Есть, конечно. Муж любил фотографировать и много снимков распечатал. Сейчас принесу альбом.
Мама бежит за альбомом, а я в недоумении смотрю на Диму.
— Тебе зачем мои детские фотки?
— Ну надо же чем-то время скоротать. Хочу увидеть тебя в одних трусиках.
На этом двусмысленном заявлении я вспыхиваю и не знаю куда себя деть от пристального и изучающего взгляда. Меня спасает мама, которая возвращается обратно со старым фотоальбомом в руках. Отец бережно вклеивал в него наши фотографии и ставил дату под каждой. Под некоторыми даже оставлял забавные подписи.
Они усаживаются на наш ветхий и местами уже сильно ободранный диван и кажется полностью забывают о моем присутствии. Мама увлеченно комментирует каждое фото. Ее взгляд становится особенно нежным, когда она показывает фотографии с нашим папой. В какой-то момент вижу, как меняется лицо Димы. Ну, конечно. Когда он еще увидит фото со мной на горшке и с цветком в руке.
Через два часа мы выезжаем, и успеваем как раз вовремя к посадке на самолет.
Я миллион раз поблагодарила Бога за свой терпеливый характер, иначе запустила бы в Диму чем-нибудь тяжелым. Всю дорогу он беспрерывно спрашивал достаточно ли у меня теплых вещей, выяснял сколько у меня денег и взяла ли я карту города. Спорить с этим упрямцем бессмысленно. Все должен держать под полным контролем. Название гостиницы, и даже номер где я буду проживать он заранее узнал и записал в телефоне. Хотя не удивлюсь, если он все уже выучил наизусть, включая телефон Сергея и его ассистентки, которая будет непосредственно курировать мою работу.
— Каждый вечер чтобы звонила.
— Хорошо, перед прогулкой буду тебе звонить.
— Не понял. Какой прогулкой? — Дима хмурится и грозно смотрит на меня.
— Ну как какой. Я же днем буду работать. Время посмотреть город будет только вечером. Но в Питере много ночных музеев. Я уже все посмотрела…
— Какие ночные музеи!? Ты что придумала!? Ты хоть понимаешь, что там может быть опасно ночью? Чтобы после шести вечера в гостинице сидела, поняла?! Буду звонить и проверять.
Вздыхаю, понимая, что спорить бесполезно, лучше сейчас согласиться. А там война план покажет.
— Ладно, Дим, мне на регистратуру идти пора, — смотрю на него, и вдруг такая щемящая тоска грудь сдавливает. Умом понимаю, что максимум на неделю расстаёмся, но ничего с собой поделать не могу. И в глазах Димы вижу отражение своей грусти, к которой примешались тревога и беспокойство.
— Давай, беги, — ласково обнимает меня и прижимает к себе. Чувствую его дыхание около своего уха, и прижимаюсь к нему еще сильнее. Он не торопится меня отпустить, но время неумолимо летит вперед и мне приходится вынырнуть из его теплых объятий в холодный воздух аэропорта. Бегу на регистратуру, чтобы уже через несколько часов приземлиться в городе, который мечтала посетить сколько себя помню.
Питер встречает меня пронизывающим ветром и холодом. Низкие облака давят своей свинцовой тяжестью. Пока добираюсь в гостиницу на такси с удовольствием разглядываю улицы. Каждое здание — это практически памятник культуры. Старинные улочки уходят вглубь между домами. Вижу, как на остановках стоят люди в теплой одежде и ежатся от холода. С жадностью разглядывая город через окно машины, не замечаю, как такси подъезжает к гостинице. Мне даже становится жаль, что поездка заняла так мало времени. Расплатившись с таксистом выхожу и беру свой чемодан. Взяла с собой только самое необходимое, несколько блузок, пару брюк, и одно коктейльное платье. Мне сказали, что оно пригодится, так как в последний день будет небольшой фуршет, и я должна буду там быть в качестве устного переводчика. Дима долго ворчал, увидев, что я складываю это платье в чемодан. Оно видите ли слишком открытое, и я могу в нем простудиться. И вообще, переводчик, по его мнению, может и в деловом костюме на фуршете быть, работа все-таки. Я тогда просто выставила Диму из своей комнаты, громко захлопнув дверью перед его недовольным лицом. А потому что надоел со своими указаниями и бурчанием.
Сейчас, вспоминая его нахмуренное лицо, я невольно вздыхаю. Прошло всего несколько часов, а мне уже не хватает сына, и этого несносного и вредного, но самого доброго и заботливого мужчину на свете. Ставлю чемодан на кровать и открываю его, чтобы развесить все вещи в шкафу. Несколько секунд не моргая смотрю вглубь чемодана и начинаю громко хохотать. На самом верху, прямо над моим красивым коктейльным платьем лежат аккуратно сложенные вязаные гамаши с начесом.