— Ладно, спать ложись. И кушай там хорошо, а то еще больше похудеешь. Вон, глазища впали совсем, синяки на пол-лица.
О том, что у меня работы еще минимум на два часа, решаю не ставить его в известность. Иначе он точно позвонит Сергею и устроит ему разгон. Сомнений, что он это сделает, у меня нет.
Глава 19
Дима
Захожу в квартиру и меня встречает непривычная тишина. Как-то незаметно для самого себя я привык, что, только переступив порог, слышу веселое чириканье Ани и агуканье Тимы. Привык, что Аня бежит ко мне, чтобы помочь снять верхнюю одежду. А потом я отвечаю на миллион ее вопросов о том, как прошел мой день, пока мы ужинаем. Все это стало обычной рутиной, которая как-то незаметно стала частью моей жизни. Мне казалось, что я в любой момент могу отказаться от всего этого и продолжить жить своей прежней холостяцкой жизнью. Иногда я даже с ностальгией вспоминал, как засыпал на диване за просмотром очередного фильма.
И вот сейчас стою посередине осиротевшей квартиры с закрытыми глазами и пытаюсь воссоздать в своих мыслях звуки и запахи, которые кажется въелись мне под кожу. Ани с Тимой нет всего два дня, а в груди уже свербит и не дает покоя гаденькая мысль, что вдруг они решат не возвращаться ко мне. Эта мысль не просто задевает, а вызывает какой-то панический ужас. Я никогда не знал, что это значит — быть нужным. Когда тебя не просто терпят рядом, потому что ты член семьи и деваться некуда. А искренне и от всего сердца радуются тому, что ты — это просто ты. И дело не в благодарности, как я думал сначала. Если так подумать, то Аня и без меня бы не пропала. Все-таки у нее есть семья, и на улицу ее бы не выгнали. Да и Антонина Михайловна могла позже приютить Аню у себя. Но Аня каким-то непонятным для меня образом приручила во мне непослушного зверя, который с тихим мурлыканьем готов свернуться калачиком у ее ног. У нее уникальная способность сделать любой, даже самый паршивый день, вполне себе терпимым, только одной своей улыбкой и веселым щебетаньем. Прохаживаюсь по квартире, выискивая признаки недавнего присутствия здесь Ани с сынишкой. Вот здесь Тима бросил свою игрушку, и она так и лежит в углу. Впопыхах, собирая вещи, не обратили внимание что она валяется не на своем месте. Все эти дни не трогаю ее, пусть лежит там, где ее оставили и ждет своего хозяина. Жалко, что невозможно сохранить звуки, так хочется услышать звонкий голосок Ани, ее заливистый смех. Мы, конечно, разговариваем с ней по телефону, но это как рассматривать картинку вкусного блюда и не иметь возможность почувствовать его аромат. Звонил, кстати ей несколько раз за вечер, а она не берет трубку. Меня это нервирует, и учитывая мое паршивое настроение, это очень плохо. Уже точно решаю, что сразу заберу Аню к себе, как только вернется из Питера. Что ей у родителей делать еще целых три дня. Там нет таких удобств, как у меня, да и… Да и я хочу, чтобы они были здесь, рядом, под моим присмотром. С этими мыслями достаю котлеты, которые Аня заботливо наготовила и заморозила. Бросаю их на сковороду и пока они жарятся ставлю на плиту чайник с водой. Когда котлеты уже почти готовы, неожиданно раздается звонок в дверь. Странно, на часах уже совсем поздно, кого могло принести. Открываю дверь и с изумлением вижу, что на пороге стоит Антонина Михайловна.
— Добрый вечер, Димочка. Вот решила составить тебе компанию, так и знала, что один сидишь и скучаешь.
— Ничего не скучаю, наконец то тишина, хоть отдохну, — из вредности не могу сознаться ей, что плохо мне одному. Пусть продолжает думать, что я весь такой самодостаточный и уверенный в себе мужик.
— Ну да, ну да, конечно. А что так поздно вернулся? Последнее время всегда вовремя приходил. А тут сижу на кухне, чай пью, гляжу — твоя машина во двор въезжает. Думаю, дай узнаю, чего так поздно.
— На работе задержался, дел много накопилось. Поем сейчас и пойду хоккей смотреть. Хоть отдохну от детского визга.
— Ясно. Отдыхай, конечно. А что за запах? У тебя что-то жарится?
Принюхиваюсь и чувствую горелый запах, который точно исходит из кухни.
— Черт, котлеты — поворачиваюсь и бегу к плите. Успеваю снять их со сковороды, с досадой разглядывая подгоревшую сторону. Но не смертельно, есть можно. Накрываю на стол, пока Антонина Михайловна моет руки в ванной. Сажусь за стол и, задумавшись, начинаю есть свой подгоревший ужин. Морщусь, что ж не вкусно то так.
— Ну и чего сидишь и думаешь. Беги билеты брать и лети к ней, — от удивления вздергиваю голову и вижу Антонину Михайловну, которая стоит в проеме, подбоченив руки, и смотря на меня как мать на нерадивого ребенка.