— Проходите, не стойте на пороге, — спохватываюсь и отхожу в сторону, чтобы дать своей гостье возможность зайти внутрь.
Антонина Михайловна переступает порог, с удивлением оглядывает весь бардак, который царит в квартире.
— Ты что-то совсем забомжевался. На тебя совсем непохоже, ты же чистюля.
— Я несколько дней почти дома не был. Вот и не успел прибраться.
Ну не рассказывать же ей, что я в принципе последний месяц об уборке и не думал. Да и вообще старался ни о чем кроме работы и не думать. Гнал все мысли прочь, потому что любая мысль неизменно приводила меня в тот день, когда я потерял свою кареглазую малышку. И от этих воспоминаний мне хотелось удариться головой о стену и разворотить свой упертый лоб.
— А что так? Случилось что?
— Брат в аварию попал.
Антонина Михайловна с подозрением смотрит на меня и прищуривает глаза.
— Это тот, который Аню обидел?
— Он это не со зла. Вернее, не со зла к ней.
— Ну и? Как сейчас себя чувствует? — вижу, что спрашивает из вежливости, и скорее всего ее особо не интересует его состояние.
— Пока без сознания. Мы с отцом в больнице практически живем.
И тут я не преувеличиваю. Брат в реанимации уже три дня, и мы за эти дни срослись с больничными стенами. Игорь практически все время без сознания, ему вкалывают обезболивающие и снотворное. Сейчас для него главное покой и целебное время. Но вчера вечером нам позволили зайти к нему ненадолго. Отцу нелегко дался этот визит. Нет ничего ужасней, чем видеть собственного ребенка в таком беспомощном и тяжёлом состоянии. К счастью операция прошла успешно, насколько это возможно в его ситуации. Как врач и сказал, травма оказалась очень серьезной, но возможность, что он встанет все же есть. Мы с отцом смирились с этой мыслью, поэтому приняли эту новость спокойно и внутренне готовы к борьбе. А она нам предстоит, в этом я, как врач, даже не сомневаюсь. Все эти дни мы очень много времени проводим с отцом вместе. Сидим в кафетерии неподалеку или просто гуляем в парке. Мне кажется мы за всю жизнь столько не разговаривали и только сейчас стали по-настоящему узнавать друг друга. Конечно, жаль, что причиной нашего сближения стали не самые лучшие жизненные обстоятельства. Но жизнь есть жизнь, и не всегда все случается, как мы того хотим.
— А как же на работе то отпустили? — Антонина Михайловна с присущей ей проницательностью внимательно смотрит на меня и продолжает вести свой допрос.
Вздыхаю, со всеми заботами с братом, проблема на работе отошла на второй план. Как-то стало все равно, что будет дальше, уволят меня, или отделаюсь испугом.
— Меня отстранили на месяц. Клиент нажаловался.
— Да ты что! — по-моему Антонину Михайловну больше впечатлило это событие из моей жизни, нежели состояние брата.
— Ничего страшного. Уверен, что во всем разберутся. А если и нет, то не пропаду.
— Да уж, чуть больше месяца с тобой не виделась, а тебя за это время вижу жизнь то потрепала. И сам выглядишь как бомж, уж прости, конечно, за такое сравнение. Поворачиваюсь к зеркалу и только теперь вижу себя во всей красе. Волосы грязные и всклокоченные, щетина отросла, вид уставший и изможденный.
— Да уж, как-то все наперекосяк пошло, как только Аня…
В это время оживает мой телефон, и я вижу на дисплее Отец. Хватаю трубку и буквально кричу в нее:
— Алло! Отец…
На той стороне меня перебивает его взволнованный голос:
— Дима, Игорь пришел в себя, нас пустят к нему. Приезжай скорее.
— Хорошо, скоро буду.
Антонина Михайловна, видя, что у меня снова аврал, разворачивается и идет к двери, но я, сбросив звонок, буквально ловлю ее за локоть.
— Антонина Михайловна, пожалуйста, мне нужно сказать вам еще несколько слов.
Кажется моя эфемерная надежда стала превращаться во вполне себе четкое понимание, что я должен делать дальше.
— Я знаю, что вы злитесь на меня. И, конечно, вы полностью правы. Я вину не отрицаю и готов нести любое наказание. Хотя что уж там — я и так наказан. Каждый день прохожу все круги ада. Не могу я без Ани, подыхаю без нее, от тоски на стену готов лезть. Мне нужно поговорить с ней Не по телефону, мне нужно глаза ее видеть. Я прощение на коленях вымаливать буду.
— Раньше надо было думать. А то вон какой сильный, никто ему не нужен. А сейчас на колени готов встать, да прощение вымаливать, смотри ка.
— Готов, и на колени встать, и вымаливать, и весь мир ей под ноги бросить. Я знаю, что я не подарок. Я старше, на работе непонятно что, характер хреновый. Короче не знаю, как Ане так повезло со мной, — с горечью усмехаюсь, — Она заслуживает намного большего, чем такой кретин как я. Но сдохну я без нее, понимаете. Люблю я ее. Люблю.