— Что с ним? — все мои попытки выглядеть равнодушной с треском проваливаются. Голос предательски дрожит и становится на несколько тонов ниже.
— Осунулся очень, выглядит прескверно. Просил передать тебе… что любит тебя, и что он придурок. Это не мои слова. Это я дословно передаю, что он сказал.
На этих словах я нервно усмехаюсь и обнимаю себя руками. Ну да, придурок и есть. Плохо ему видите ли, а мне какого было все эти недели. Только забота о сынишке и работа держали. А так расклеилась бы давно.
— Аня, я зла на него, конечно. Но столько сразу навалилось на него. Плохо ему. Бывает так, что сразу все ломается в жизни. И плохо если в такой момент поддержки нет, — Антонина Михайловна говорит и внимательно на меня смотрит. В глазах нет привычной хитринки, скорее мольба и просьба.
— А что я могу для него сделать? Он же ясно дал понять, что мы ему не нужны. Ему без нас намного легче.
— Да неправду он сказал, чтобы побольнее тебя задеть. Плохо ему без тебя. Я сначала тоже на него злилась. Но сегодня увидела его, поговорила. Поняла, что просто вспылил он не к месту и не ко времени.
— А может он как раз тогда правду и сказал.
— Ох, Анечка. Молодые вы совсем, вот и порите горячку. Он не подумав наговорил, сам теперь не знает, как все исправить. Любит он тебя. А, кстати, просил передать тебе кое-что, — Антонина Михайловна хмурит лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Сказал передать, что теперь он захлебывается. Не знаю, о чем он, но сказал, что ты поймешь.
Внимательно смотрю на Антонину Михайловну немигающим взглядом. Обхватываю себя руками, потому что вдруг становится холодно, и я начинаю дрожать словно у меня озноб. Авария, конечно, плохо, но это не твое дело Анечка. Так ведь? И нечего сумку доставать и вещи в нее складывать. Ты как его брату поможешь? Правильно — никак. Там семья есть, сами разберутся. Оставь все вещи на месте, и не надо Тимкины любимые игрушки по пакетам раскладывать. И продукты оставь, зачем их с собой тащить. Все равно вернешься и ужин приготовишь. Пока мой мозг усиленно все это мне твердил, и твердил кстати вполне разумные вещи, я уже стояла собранная с сумками и пакетами. Антонина Михайловна еще раз прошлась по комнатам и проверила, чтобы мы ничего не забыли. Тима как раз проснулся, и я вызвала такси. Закрывая дверь, поворачиваюсь и оглядываю свое временное жилье. Когда Дима буквально показал мне на выход, я не знала, что мне делать. Понимала, что это он вспылил, и скорее всего скоро придет в себя. Но обида взяла свое. Как бы мне не было тяжко, но и у меня есть чувство собственного достоинства, и ждать его у порога как собачка я не была намерена. Позвонила Антонине Михайловне, и она быстро нашла выход из ситуации. Она очень разозлилась на Диму за его поступок. Ее знакомая как раз уезжала к своей дочери в другой город, и позволила пожить у нее пару месяцев. Благо денег я подкопила и смогла оплатить ей за проживание. Сейчас оглядывая квартиру у меня возникает стойкое ощущение, что сюда я уже не вернусь.
И вот сейчас, стоя посередине его квартиры в окружении всего этого бардака, вдруг до конца осознаю, как тяжко ему пришлось последние дни. Кажется, что вся боль, которую он пережил, также наполняет и мою душу. Я отношу все наши вещи в мою комнату и прошу Антонину Михайловну приглядеть за сыном. Она с радостью подхватывает Тиму. Последнее время, когда я жила на съемной квартире, она не могла быть с нами так часто, как раньше и скучала по общению с сынишкой. Я слышу, как они весело разбирают пакеты с игрушками, находя каждой свое законное место в гостиной и спальне. Сама же я берусь за дело. Прибираю все комнаты, забрасываю грязные вещи в стиральную машину, быстро готовлю самое простое блюдо, так как сейчас не до деликатесов. К вечеру сынишка, утомленный таким активным днем, мирно засыпает в своей комнате, и Антонина Михайловна уходит к себе домой. С улыбкой отмечаю, что давно не видела ее такой счастливой. На лице довольная улыбка, кажется даже помолодела на десяток лет. А ведь только на днях на ноги жаловалась, что ходить не может. А сегодня весь день на ногах и ни разу ничего у нее не кольнуло.
Наконец то добираюсь до самого неприятного во всей уборке — холодильник. Оставила его напоследок, чтобы спокойно и обстоятельно навести в нем порядок. Раскладываю все по полочкам, когда чувствую, что не одна в комнате. Поднимаю голову и вижу Диму, который стоит истуканом на пороге и смотрит на меня так, как будто я привидение какое-то. Незаметно оглядываю его и сердце сжимается. Похудел, оброс, одежда неглаженная, вид осунувшийся. Первый мой порыв подойти и обнять этого упрямого барана, но не знаю, что сказать и как начать разговор. Да и вроде как не простила его еще, пусть сначала извинится хотя бы. Прислушиваюсь к своему сердцу и понимаю, что и не обижена уже на него.