– Десять месяцев, да, – кивает мама. – То, что сказал этот молодой человек… Я уверяю тебя, Лера, мы и представления не имели, что детей могут забирать силой у кого-либо. В твоих документах значилось, что от тебя отказались по доброй воле… – Мама протягивает ко мне руку и нежно поглаживает мои пальцы, поддерживая. – Может статься так, что этот визит не больше, чем обман…
– У нас одинаковые глаза… – устремляя взгляд в окно, глухо говорю я. – Мам, что он ещё сказал? Он представился? Сообщил, как его можно найти?
– А ты… ты хочешь? Хочешь встретиться со своими биологическими родителями?
– Не знаю, – отвечаю я честно. – Но… Я хочу знать правду о себе.
Мама нехотя кивает, сглатывает и говорит:
– Он… Он сказал, что тебя буквально вырвали из рук матери и спрятали от них. Всё это как-то связанно с родителями девушки, твоей биологической… мамы. Все эти годы они тебя искали и… и хотят с тобой познакомиться, узнать, какой ты выросла. Он… он оставил свой номер телефона, просил, чтобы ты ему позвонила.
– Хорошо. Дайте его мне.
– Миш? – прикрыв глаза, словно ей больно, просит мама.
Папа прочищает горло, лезет в карман халата рукой и, вынув из него клочок бумажки, дрожащими пальцами протягивает его мне.
– Солнышко…
– Всё в порядке, слышите? – перехватываю я листок, поднимаясь на ноги. – Хватит пускать сопли. Я по-прежнему ваша не в меру неуёмная дочь. Ничего не изменилось.
– Обещаешь? – заглядывает мне в глаза мама. – Лерусь, мы с папой так сильно тебя любим…
– И я вас люблю, но позвольте мне во всем разобраться, ладно? Мне это нужно.
– Д-да… Конечно, мы не станем тебя отговаривать от… Но, милая, будь осторожна, хорошо?
– Как всегда, мам.
Я по очереди целую родителей в щёку и быстро покидаю гостиную, направляясь в сад.
Пальцы жжёт клочок бумаги, зажатый в них. Что я ему скажу? Что спрошу? Знойный воздух, встретивший меня на улице, тоже обжигает кожу и лёгкие, но порыв ветра приносит прохладу и ароматы цветов, которыми так любит заниматься папа. Когда есть на это время, разумеется.
Я захожу в тень небольшой беседки, деревянные стены которой сплошь увиты плющом, и сажусь на подушки, закреплённые на лавках. Листок с номером телефона, выведенным витиеватым почерком, оставляю на подушке сбоку от себя и накрываю его своим телефоном, чтобы шальной ветерок вдруг не унёс его с собой.
Восьмёрка.
Мы удивительно одинаково выводим эту вертикальную бесконечность. Тот же наклон, та же окружность.
Даже страшно как-то…
Сколько раз в редких приступах стыда, что одолевал меня, когда я в очередной раз отказывала родителям составить им компанию в походах в театр или на балет, я пыталась найти в нас что-то одинаковое? Каждый раз и пыталась. Но глаза… Или одинаковая восьмёрка… Найти подобную и очевидную схожесть априори невозможно.
Я им не родная. У нас нет общих генов. Нет той незримой связи, что даёт одна кровь.
Но я родная двум другим людям. Их продолжение. Их кровь и плоть.
Забрали ли меня у них силой или нет, факта это не меняет – я родной ребёнок совершенно незнакомой мне пары человек.
И это чертовки пугает…
Я снова смотрю на цифры и, поддавшись порыву, быстро набираю их на всплывшей клавиатуре экрана телефона. Прижимаю тот к уху и слушаю гудки.
Один. Второй. Третий.
Я всё ещё не дышу, потому кружится голова.
– Алло?
Заставляю себя медленно и тихо выдохнуть, но способность говорить и думать напрочь отбивает. В горле сухо, как в самой жаркой пустыне, а в ушах вновь нарастает звон.
– Лера? Лера, это ты?.. – тревожно спрашивают с той стороны, пока я продолжаю молчать, судорожно пытаясь понять, что со мной происходит. Мужчина вздыхает, молчит мгновение и говорит: – Если это ты, Лер… Прости меня, ладно? Я так долго тебя искал, и когда нашёл… Я поступил безрассудно… Не нужно было так… с ходу. Но, Лер, мы с твоей мамой хотим тебя узнать. Хотим, чтобы ты была в нашей жизни… Если… Чёрт, я так надеюсь, что ты тоже этого хочешь! Прости. Я не должен напирать. Если ты тоже этого хочешь, Лер, то приходи к нам, ладно? Бар «У дороги» на Полянской, мы работаем в нём и живём над ним. Ладно?.. Мы будем…
Я неожиданно для себя самой судорожно втягиваю воздух, пугаюсь тут же и спешу сбросить вызов. Пальцы дрожат. Меня всю знобит от внутреннего холода, взявшегося неизвестно откуда. Прижимаю телефон к груди и выхожу на горячее солнце, чтобы хоть как-то согреться. Хоть как-то уменьшить внутреннюю дрожь.
Ещё сегодня утром моей единственной проблемой было уговорить родителей передумать на счёт института, в котором я должна учиться…