Косматый вскочил и хотел бежать, но Лукавый его остановил движением руки.
– Да какой, к черту, нарзан, ночь на дворе, да и ларька «Пиво и воды» уже нет. А жаль.
– Не выражайся. Если хочешь, могу достать, – предложил Косматый и, заложив руки за спину, с вожделением стал прохаживаться по главной аллее взад и вперед, любуясь еще живыми, спящими лебедями и вдыхая полной грудью запах цветущих лип. – Какой аромат. Ах, какой аромат, даже лучше валерьянки. Чувствую себя, как в своем болоте.
– А ты знаешь, – спросил Лукавый, направляясь к пруду, – один из очень высоких чиновников хотел засыпать пруд и на этом месте возвести гаражи?
– Не может быть! – возмутился Косматый.
– Представь себе.
– И что ему помешало?
– Жители этих домов устроили «майдан», денно и нощно стояли стеной в осаде вокруг Патриарших.
– И что дальше?
– А дальше чиновника обвинили в злоупотреблении служебным положением и отстранили от должности.
– Наверное, жена очень горевала?
– Да, обливалась горькими слезами на фазенде за бугром.
– Видать, бедность замучила. А его что, приговорили? – Да нет, его даже не судили. А если бы и судили, то оправдали. У них очень гуманный суд. Поэтому можно воровать, но в рамках закона.
– Не может быть?! Это же Клондайк! И где сейчас он?
– Ну… скажем, на Багамах.
Вортан Баринович уже не реагировал на многозначительные намеки, залпом выпил и принялся за еду, так как кроме пива и чашки кофе в его изголодавшийся желудок сегодня ничего не попадало.
– Так вот, – смакуя коньяк, продолжал дискуссию Михаил, – Симеон Иванович ратует за коммунизм, за равенство, за общественную собственность.
– Я вас прошу, – на лице Деница появилась кривая усмешка, – это уже было, Уинстэнли, Мор, Кампанелла, Сен-Симон, Фурье, все эти утописты-марксисты… Милейший Михаил, мы с вами все это прошли.
– Я не понял, – вдруг возник Вортан Баринович, – Сема, ты что, против частной собственности? Уволю без содержания. Пойдешь в дворники.
– Господа, минутку! Михаил Авраамович не совсем правильно меня понял. Я не против частной собственности. Пожалуйста, бытовые услуги, мелкий бизнес, кафе, рестораны – пусть будут частными, но основные энергоемкие производства, полезные ископаемые должны быть в руках государства. Это народное достояние, вернее, достояние всего народа, и я должен от этого что-то иметь в денежном эквиваленте, а не бумажки от этой прихватизации.
Вортан Баринович разлил всем коньяк, а себе полный бокал и, не дождавшись тоста, залпом выпил.
– Сема, то есть Симеон Иванович, все хотят иметь право на чужое имущество. Ты хочешь тоталитарную систему правления под контролем единой авторитарной партии? Но этого не будет! – Вортан Баринович сделал паузу и удивился самому себе, откуда у него такая глубина мышления. Его понесло дальше. – Уже было: и примитивный, и военный, и мировой, и анархокоммунизм, и коммунизм с человеческим лицом и без человеческого лица. И во что вылилось? Я вас спрашиваю! Отвечаю. Сын пошел против отца, брат против брата. Белые, красные, зеленые. Ужас! Общество разрушено, семья разрушена. А судьи кто? – он махнул рукой. – Сема, я тебя увольняю с завтрашнего дня. Нет, уже с сегодняшнего. Вот дай тебе сейчас ружье и скажи – иди и экспроприируй богатых, убей их, и все будет твое. А потом тебя обязательно обманут. Что ты будешь делать?
Сема загрустил. Таких речей от шефа он никогда не слышал, да и подумать не мог, что шеф такой гигант мысли. Но больше всего его расстроило то, что с сегодняшнего дня он безработный, такой работы он до конца своих дней не найдет.
– Вот истинное жестокое лицо капитализма, – чуть слышно прошептал Сема.
– Ладно, не огорчайся, – махнул рукой Вортан Баринович, – я тебя не уволю, буду проводить с тобой идеологическую работу.
Дениц и Михаил молча наблюдали за дискуссией между Вортаном Бариновичем и Семой, стараясь не вмешиваться в этот поток красноречия. Они понимали, что это русский менталитет. Как только выпьют – разговор о политике, на работе – о бабах, с бабами – о работе. Они знали наверняка, что коммунизм и прочие «измы» – это утопия и «от каждого по способности и каждому по потребности» – архиутопия. Равенства между людьми никогда не будет, ибо у каждого разные возможности и разные потребности. В природе все сбалансировано, и каждый выполняет свою функцию, тем самым сохраняет экологию и поддерживает равновесие. Но человек тем и отличается от животного, что он наделен разумом, от чего сам и страдает. В нем всегда сидит два начала, которые постоянно борются друг с другом. Кто победит? Добро или зло?
Дениц разлил всем коньяк, поднял бокал. – Ну, господа, начнем!