Байк летел на скорости 150 км, редкие встречные водители успевали разглядеть только золотой шлейф волос и сигналили от избытка чувств. Диана миновала хорошо освещенную улицу и пансионаты, выросшие вдоль набережной за последний год, как грибы после дождя. Короткий путь к дому лежал через узкую гравийную дорожку, в конце которой виднелся лишь один тусклый фонарь. Как обычно, Диана решила рискнуть и не объезжать малоприятное и опасное место. Впереди загадочно мерцали свежие лужи и вдруг мелькнули две фигуры запоздавших прохожих, девушка сбросила скорость, чтобы не обрызгать их ненароком. Подъехав ближе, она разглядела, что это мужчины и, судя по зигзагам и кренделям, которые они выписывали, - сильно пьяные. Да к тому же оба немаленьких размеров. Диана усмехнулась и двинулась дальше совсем медленно, будто пешком, опасаясь, как бы гуляки не врезались в нее. Оба явно передвигались на автопилоте. В следующее мгновение она поняла, что это не так. Во всяком случае, один из них что-то видел и даже немного соображал. Раскинув руки, мужик встал посреди дороги и призывно запел:
- О, о, о! Зеленоглазое такси-и-и-и!
- Это не такси, Федя! – поправил его спутник, демонстрируя, что тоже чуть-чуть и в некоторых местах еще вменяем. – Это м… м… м…
Диана посигналила, пытаясь согнать их с дороги, но мужики пылко обсуждали ее мотоцикл, загородив проезд.
- Не м…м… а мопед!
- Не мопед, а мото… мото… ЦИКЛ!
- Какой цикл?! У кого цикл?! Ой, - вдруг разглядев Диану, пьяный толстяк, снова распахнул объятия, - а за рулем-то баба!
- Не баба, - вновь полез спорить второй, - а девушка!
- Дедушка?! Ты че пил, Колян?!
Диане порядком надоел этот тупой спектакль, и она уже готова была помять толстые рыхлые бока, лишь бы прорваться мимо. Но тут один из придурков схватился за руль, а второй попытался обнять девушку.
Она подпрыгнула на сиденье от омерзения.
- Убери руки, ханурик!
- Не груби, девушка! – обдав ее перегаром, с трудом промямлил алкаш, - Давай кататься вместе! А то мы ели… тьфу… мы пили… идти, в общем, тяжело нам!
- Отвали, пьянь! – заорала Диана, когда второй дебил стал пристраиваться позади нее.
Эта попытка тоже вышла у него неудачной, и тот, что держал руль, по-лошадиному заржал, увидев, как его приятель съехал с байка прямо в грязь.
- У, падла, - обиженно прогудел толстяк, ухватившись за багажник и с трудом поднимаясь, - ну, держись, – проговорил он с выжидательной улыбкой на красном лоснящемся лице. – Сейчас ты у меня попляшешь!
В его маленьких, заплывших жиром глазках, сверкнул огонек необъятной злобы. И, крепче схватив багажник, он принялся со всей дури раскачивать мотоцикл. Диана едва не упала, но, собравшись с силами, рванула байк вперед и оказалась на свободе. Обернувшись, она показала средний палец уродам и прибавила скорость. Вслед понеслись ругательства. Ее трясло от негодования, но страха не было. Еще не хватало испугаться пьяных кретинов! Плешивые чучела! Толстозадые свиньи!
Нет, ярость не выплевывалась вместе со словами! Губы сами собой сжимались от бешенства и бессилия. А почему, собственно, – бессилия?! Диана решительно остановилась, развернулась на узкой тропке и, прибавив газу, рванула назад. На высокой скорости она пронеслась рядом с алкашами, с ног до головы окатив их из лужи. Развернулась, и на обратном пути повторила номер на бис.
- Надо, надо умываться, - весело прокричала Диана, - по утрам и вечерам!
Отплевываясь, жутко матерясь, мужики забились к обочине, явно опасаясь, что она так будет ездить до утра. Но Диана уже мчалась к дому, чувствуя, как на сердце полегчало. Может быть, мстить за оскорбление не слишком благородно, но видит бог – так полезно бывает иногда!
***
Этот город был манящим и сочным, будто запретное яблочко из рая. Словно слепленный рукой ребенка, он тянулся вдоль берега и уходил высоко в горы, окутанный паутиной тонких дорог, в белоснежную пену облаков. Ультрасовременные небоскребы как мега-конструкторы высились рядом с замысловатыми деревянными домишками, уютно смотрелись террасы, увитые виноградом и плющом. Играя всеми красками радуги, сверкали и переливались под знойным солнцем плоды, ягоды, изумрудно блестела листва, шумели на ветру гигантские пальмы. И, словно ограненный этим великолепием, лежал у ног громадный сапфир моря. Не было ничего чудесней на свете, чем засыпать и просыпаться под шум прибоя! Выглянуть из окна и смотреть, как искрится вода, как волны ласкают берег, будто самый нежный, самый страстный возлюбленный, и с тем же пылом сливаются в поцелуе море с горизонтом, - не расцепить взглядом.
Дивные картины открывались из особняка, принадлежащего отцу Дианы. Да и сам дом представлял собой чарующее зрелище. Единственное во всем Краснодарском крае трехэтажное белокаменное чудо архитектуры, будто само собой вырастало в чаще буйной зелени. Аккуратный ковер газона лежал перед лестницей, огражденный пальмами и гранатами. С разных сторон слышался плеск маленьких фонтанчиков, звенящих, будто колокольчики, нежно и ненавязчиво. Живые орнаменты цветов, замысловатые узоры из камней и ракушек, выложенные вдоль дорожек, радовали глаз. Веселые искусные скульптуры расставлены тут и там – такса, призванная служить лавочкой, слон, подпирающий дерево, обезьянка с бананом в глубине сада. Роскошь – откровенная, безудержная, - поражала воображение и внутри особняка. Богатый вестибюль с мраморными полами, блеском ажурных ламп и атласной стеганой мебелью вел к двум гостиным, разделенным позолоченной аркой, и столовой. В холл второго этажа поднималась витая широченная лестница, с перилами, украшенными орнаментом. Блеск зеркал, тяжелые позолоченные рамы старинных картин, часы с маятником в человеческий рост окончательными штрихами завершали портрет дома.
Спальня Дианы – нежно-кремовая, будто розочка на торте, богато обставленная, устремленная окнами на море, - тоже была украшена картиной. О, это была самая необычная картина в доме!
Амир в обнимку с Йоником, а рядом Эмиль, изображенный в профиль отец семейства – Адам, и Диана собственной персоной в белоснежном сарафанчике с бретельками из молочного жемчуга. А напротив нее – еще один персонаж, чье присутствие превращало семейный портрет в картину с неправдоподобным сюжетом. Сам Король поп-музыки, Майкл Джексон протягивает Диане, смущенно улыбаясь, белую розу, Девушка смотрит на него изумленно, будто восклицая: «Не может быть! Майкл, ты ли это на самом деле?» И самый загадочный момент – на картине присутствует еще один брутальный мужчина, в длинной белой шубе, он повернут спиной к зрителям, и потому остается инкогнито. Не портрет, а целая история! Впрочем, так и есть, Диана рассказала художнику фрагмент своего странного сна, который долго не давал ей покоя. И только заполучив картину с этим необычным сюжетом, она почувствовала некоторое облегчение. И отец, и братья, и друзья нередко простаивали перед картиной, гадая, причем здесь Майкл Джексон и кто этот человек в роскошной шубе? Диана сама ломала голову над этими вопросами, но чаще как-то отстраненно, как будто не сомневаясь, что рано или поздно ответы найдутся. Сейчас ее не интересовали никакие вопросы, она была полностью во власти сладких грез. Белоснежный балдахин над огромной постелью бережно защищал ее сны от солнечных лучей, уже набравших силу в это теплое апрельское утро. Кроме того, покой хозяйки стерегли два огромных черных добермана. Словно статуи, псы замерли на овечьей шкуре возле окна. Их короткая шерсть переливалась на солнце и еще ослепительней сверкали кристаллы Сваровски на ошейниках. В холле послышался чьи-то шаги, и опытные охранники тут же насторожились, сменив расслабленные позы на боевые стойки. Дверь неслышно приоткрылась, и псы умиротворенно улеглись на коврик. На пороге спальни один за другим появились братья Дианы.
- Подумать только, она еще спит! – тихо возмутился Амир.
- Так умоталась за ночь, - объяснил Йоник.
- Бедняжечка, - умиленно прошептал Эмиль и приподнял балдахин над кроватью сестры.
Диана лежала на боку, словно ребенок, подложив ладонь под щеку. Волосы медовой волной растеклись по подушке, и Эмиль едва сдержался, чтобы не сгрести их, не запустить руку в самую гущу и не притянуть их обладательницу к себе – крепко-крепко! Он только вздохнул тяжело.