Суссекс осенью был прекрасен. Оливия провела большую часть своей жизни на маленьком острове в Вест-Индии, где ей не приходилось наблюдать за переменой времен года. Заросли папоротника вокруг поместья, принадлежавшего ее зятю лорду Стрэтфорду, приобрели цвет ржавчины. Многочисленные кусты шиповника и боярышника пламенели спелыми ягодами, а красные, коричневые и желтые листья деревьев давали Оливии чувство покоя и защищенности. На Антигуа она никогда не наблюдала такого буйства красок.
Оливия отвернулась от окна и улыбнулась сестрам. Как же было хорошо снова оказаться вместе! Когда они вот так собирались, Оливию всегда охватывало ощущение невероятного счастья.
Серена — поменявшая свое имя на Маргарет, или Мег — вышла замуж, так же как Феба, которая была на год моложе Оливии. Феба приехала в Лондон вместе с Сереной уже в прошлом году, а Джессика и Оливия в конце июля — в этом и прямиком отправились в Лондон, чтобы окунуться в водоворот светских развлечений в самый разгар сезона.
Джессика познакомилась с целой толпой поклонников в отличие от Оливии, что, по мнению ее трех сестер, было исключительно ее виной.
«Ты слишком разборчива», — говорили они.
«Ты слишком неразговорчива».
«Ты слишком застенчива».
Оливия все время пыталась объяснить им, что, возможно, они и правы, но ее неразговорчивость и разборчивость — далеко не главные причины ее одиночества. Важным был один-единственный факт, который ее сестры либо не хотели, либо не могли понять: ни один джентльмен не захочет иметь с ней дело, как только узнает о ее болезни. Мужчинам нужны крепкие, здоровые женщины, способные рожать сильных, рослых сыновей. Им не нужны те, кто может умереть в одночасье от рецидива малярии, или бледные существа, склонные к обморокам и простудам.
Оливия с юных лет осознала, что обречена на одиночество. Но это не имело значения. Понимая, что не предназначена для брака, она давно отказалась от мыслей о замужестве и детях. Оливия была по-настоящему счастлива — нет, совершенно довольна — в окружении своих сестер.
— О, черт, — пробормотала Феба, взглянув на часы на каминной полке. — Мне надо идти. Марджи скоро проголодается, а я просто не выношу, когда ее кормит нянька.
Марджи была восьмимесячной дочерью Фебы, и у нее были самые сильные легкие, какие только могут быть у младенцев. Характером она пошла в мать, но очень темные волосы и огромные глаза она унаследовала от отца.
Оливия улыбнулась:
— Поцелуй мою дорогую племянницу и скажи, что это от ее тети Оливии, ладно?
— Конечно.
— Тебе обязательно уходить? — жалобно спросила Джессика, помахав картами. — Мы еще не закончили игру.
Они играли в карты, а Серена в это время вышивала чепчик для Марджи.
Феба скрестила руки на груди.
— Тебе не понять, Джесс, что значит быть матерью. Я всегда чувствую, когда я ей нужна.
— Как это отвратительно. — Джессика взглянула на набухшую грудь Фебы. — Я надеюсь, что у меня никогда не будет детей и я никогда не буду ощущать ничего подобного.
— Что ты такое говоришь! — воскликнула Оливия. — А как же все твои поклонники, Джесс?
Все три сестры повернули головы в сторону стоявшей у окна Оливии, и она сделала шаг назад, чувствуя, как шпингалет окна врезался ей в спину.
— Что такое? Почему вы все так на меня смотрите?
— Наличие поклонников еще не означает возможность материнства, — сказала Серена, скрывая улыбку.
— Но как же предложения о замужестве? Потом следуют обручение и свадьба. И все это приводит к материнству.
— Вовсе нет, — фыркнула Джессика.
Серена подняла бровь.
— Не хочешь ли объяснить, что ты имеешь в виду, Джесс?
Джессика пожала плечами и вздернула нос со своим обычным выражением.
— Просто я знаю, что существуют способы предотвратить беременность.
— Способы, смертельные как для матери, так и для ребенка, — нахмурившись, произнесла Феба.
— Необязательно, — возразила Джессика с видом превосходства.
— Если это так, — сказала Серена, — мы ничего не хотим об этом слышать. Во всяком случае, ты шокируешь нашу бедную святую Оливию.
Сестры вновь посмотрели на Оливию и заметили, как она покраснела.
— Вы вовсе меня не шокируете!
— Как же! — вмешалась Феба тоном умудренного опытом человека. — Есть определенные темы, которые лучше не обсуждать в присутствии святой Оливии.
Джессика покачала головой:
— Ты стала красной как рак, Лив. Наши разговоры, видимо, тебя огорчили.
— Нет. — Оливия прижала ладони к щекам. — Вовсе нет.
— Я вот что думаю, — заключила Джессика, повернувшись к Серене и Фебе. — Пусть она лучше продолжает думать, что наличие поклонников обязательно приводит к материнству.
— Но, зная это, не станет ли она искать их? — спросила Серена с сомнением в голосе.
— Скажи, Лив? — не унималась Джессика. — Как ты думаешь? Никаких поклонников и никакого материнства, или в конечном счете ты позволишь нам найти тебе ухажера, чтобы ты начала производить на свет младенцев?
Феба сморщила нос.
— Джесс! Ты не могла бы быть более деликатной?
— И кто это говорит о деликатности? — отрезала Джессика. — Не ты ли сбежала в Гретна-Грин с Харпером — с первым же мужчиной, с которым познакомилась?
— Прекратите обе! — приказала Серена. — Прежде чем все это перерастет в глупую ссору, я хочу вам что-то сказать. Нечто важное.
Серена опустила глаза на свое рукоделие и, зардевшись, сказала:
— Мы с Джонатаном ничего не старались предотвратить.
Пока Оливия смотрела на сестру, пытаясь понять, о чем она говорит, Феба бросила карты и вскочила.
— Ты беременна!
Сжав губы и все еще не поднимая глаз, Серена кивнула.
— Ах, Серена, — выдохнула Оливия. — Это правда?
Серена надеялась забеременеть с того времени, как Оливия и Джессика вернулись из Антигуа.
— Да, — прошептала Серена. — Я в этом уверена. Но ты опять забыла называть меня Мег.
Однако улыбка на лице Серены свидетельствовала о том, что сейчас ей это все равно. А Оливии было очень трудно привыкнуть к новому имени сестры. Для нее она всегда была Сереной, самой старшей и самой мудрой, что бы ни думали другие.
— Я так рада за тебя, Мег.
— У нас появится еще один племянник или племянница! Здорово! — Кажется, Джессика забыла о раздражении, которое у нее вызвало заявление Фебы о том, что она чувствует, когда нужна Марджи.
Джессика, Феба и Оливия окружили Серену, стали обнимать и целовать ее в щеки и прикладывать ладони к ее пока еще плоскому животу.
— Ты счастлива? — спрашивали они ее.
— Ты взволнованна?
— Тебе страшно? — спросила Джессика.
— Да, я счастлива и взволнованна, и мне, конечно же, не страшно, — со смехом ответила Серена.
Поцеловав сестру в щеку, Феба произнесла извиняющимся тоном:
— Я правда должна идти кормить Марджи.
Улыбнувшись на прощание, Феба ушла.
Оливия проводила дни, гуляя по огромному поместью Джонатана. Кто-то, может быть, сказал бы, что земли заросли травой, а дом обветшал, но Оливии удавалось обнаружить столько неожиданно красивых мест, что ее новый дом казался волшебным.
Джонатан совсем недавно переехал в Суссекс и вновь стал заниматься обустройством поместья. Они с Сереной только-только приступили к обновлению дома и участка вокруг него, и Серена всегда смеялась, рассказывая, что была рада, если могла пройти от входа в дом к карете, не зацепившись за колючки и не споткнувшись о какую-нибудь упавшую ветку.
Иногда Оливия гуляла с матерью Джонатана, приятной, веселой вдовой графиней, а иногда с сестрами. И даже несмотря на то что ее прогулки часто заканчивались в одиночестве, Оливия каждый день исследовала окрестности.
На Антигуа мать редко разрешала ей выходить из дома по настойчивым рекомендациям доктора Оливии, утверждавшим, что длительные прогулки на свежем воздухе могут быть опасны для ее слабого здоровья. Но здесь, в Англии, с ее абсолютно отличным от Антигуа климатом, флорой и фауной, матери не было. Если кто-либо возражал против ее прогулок, Оливия просто говорила, что здесь чувствует себя в большей безопасности.