Джейми и его напарник вывели своих лошадей, которых оставили оседланными, – очевидно, предвидели, что остановка будет короткой.
Ее темно-коричневая лошадь стояла дальше в ряду, с полуопущенной головой и чуть прикрытыми глазами и лениво жевала бархатными губами золотистую соломинку.
Рассеянно похлопав свою лошадь по крупу, Джейми забросил вверх поводья, взялся за стремя и, взглянув на Еву, коротко бросил:
– Садитесь.
Она растерялась, и, проследив за ее взглядом, он спросил:
– Ваша?
Ева открыла рот, но не нашлась, что сказать, и закрыла, оказавшись не в состоянии решить, необходимо ли солгать. Признание, что у нее есть лошадь, ничем не выдало бы ее намерений: Джейми и так вполне мог это предположить, иначе как бы она добралась сюда. Да и указать можно было на любую.
Но все же, несмотря на все эти разумные доводы, Еву, как фитиль, охватило яркое, обжигающее пламя осознания, что чем больше Джейми будет знать о ней, тем меньше у нее шансов… изменить свою жизнь.
Ева жила ради изменения своей жизни. Решения – это всего лишь следы на песке: их может смыть набежавшая волна. При необходимости Ева твердо меняла мнения, планы – все. Но Джейми… Джейми скорее край обрыва, чем движущийся песок, – обратно уже не вернуться.
Тот тонкий шрам, который рассекал край его губы и шел вверх через высокую скулу, ни на йоту не умалял мужской красоты. Руки, кинжалы, острый ум – все, чем обладал Джейми, – было оружием, и даже слепой понял бы, что с таким человеком лучше не встречаться. А прямо в этот момент он в затянувшейся тишине, не сводя глаз, смотрел на нее.
Никогда с нею не случалось такого, чтобы она не могла соврать или пребывала в нерешительности – лгала легко и постоянно, убегала всегда.
«Ну же, не молчи!» – услышала Ева внутренний голос, а затем и собственный:
– Да, она моя.
– Рай, – вздернув подбородок, позвал Джейми, – выведи лошадь.
Пока напарник занимался кобылой, Джейми связывал Еву.
– Эти веревки… вряд ли необходимы, – заметила она.
– Считайте меня осторожным.
– На ум приходят другие слова.
– Какие же? – Он вскинул голову, и она, увидев его длинные ресницы, подумала, что он бесподобно красив.
– Вы, наверное, ждете комплиментов? – Она вздохнула. – Ну вот хотя бы по поводу ваших ресниц.
Пока он смотрел на нее, мелкие морщинки у его рта сделались чуточку глубже, а потом он снова склонился к веревкам.
– Почему вы решили, что я хочу убежать?
– Ваше исчезновение и удар ботинком не оставляют в этом сомнений.
Ева хмыкнула, но спорить не стала. У нее действительно не было намерения убежать – больше не было. Дополнительные размышления – на это было время, пока ее тащили вниз по лестнице, – открыли ей правду об отчаянном положении, в котором она оказалась: надежды вернуть отца Питера больше нет.
А у Джейми есть.
Если нельзя избежать пленения, то неоспоримо лучше попасть в плен к тому, кто имеет силу и желание смести с дороги общих врагов, а потом, придет время, можно просто незаметно ускользнуть – со священником.
Она снова вздохнула.
– Но вы наводите такой страх своим оружием и гневными взглядами…
– Гневными? – Его руки замерли.
– …поэтому мне больше ничего не остается, кроме как уступить.
– Прежде вы, возможно, могли бы заставить меня в это поверить, – усмехнулся Джейми и вернулся к своему занятию. – Но потом я провел ночь в кандалах в подвале под городскими стенами.
– Там, наверное, было холодно и сыро…
– Именно так. – Он перекинул конец веревки через верх и резко дернул. – Но меня согревала мысль о мести.
Она сопела и упорно смотрела поверх его головы, потому что рассматривание его темных прядей, свисавших вдоль заросших щетиной скул, не помогало сохранять в надлежащем виде возмущение и ненависть, уместные в такой момент.
– Эти веревки, Джейми… Мне неприятно говорить, но они наводят на мысль, что вы… боитесь.
Он напоследок еще раз дернул веревку и притянул к себе Еву так близко, что они коснулись грудью друг друга.
– В то короткое время, что я вас знаю, вам было неприятно говорить многие вещи, но ни одна из них не была правдой. – Его тихо сказанные слова падали в пространство между их ртами, наполненное горячим воздухом. – Это вам следует бояться, потому что, если вы сами не заговорите в ближайшее время, я вас заставлю. – Он наклонился к ее уху. – На это не уйдет много времени.