Через несколько дней Виктор начал нервничать, наконец не выдержал — попросил разрешения съездить в ближайший посёлок, чтобы позвонить дедушке — поздравить с днём рождения. Николай ненароком подслушал его телефонный разговор и передал Сергею, что тот на деда времени не тратил, а сразу связался с Цесевичем и в деталях сообщил, чем мы занимаемся.
— Не завидую ему, если окажется шпиёном, — подвёл итог Коля и засмеялся: — Умора. Вышли из почты: я на рынок овощей купить, он — в магазинчик, где на витрине колбаса нарисована, полакомиться захотел. Виктор, как всегда в триконях, горных ботинках с металлическими пластинками, вбежал, а пол каменный, поскользнулся и так на спине к самому прилавку. А колбасы-то нет — её ещё при Горбачёве съели!
День шел за днём. Кладоискатели осторожно, как сапёры, прощупывали профиль за профилем — всё напрасно. Как-то холодным утром они устроились завтракать в землянке Егора-Николая за опущенным пологом. Неожиданно его отбросило сильным порывом ветра — в открывшуюся на миг щель увидели посторонних. Не вставая, начали обсуждать, кого это к ним занесло. Мужской низкий хрипловатый голос испросил разрешения войти. Дали «добро», и на пороге возник субъект в чёрном френче, наподобие того, что носил Керенский, в чёрных брюках с нешироким галифе, на ногах — узкие чёрные сапоги с узкими отворотами. Прикрепленный к своду фонарь осветил угловатое лицо с несколько выдающимся вперед подбородком, маленькими глубоко вставленными пронзительными глазками. Нос с горбинкой. На бледной коже тонкими палочками выделялись смоляно-чёрные брови.
— Присаживайтесь, будьте как дома, — пригласил Коля.
Гость представился:
— Карачунов, — но остался стоять, снял картуз под Жириновского — на плечи упала пышная шевелюра, заговорил с характерным для южных областей России произношением буквы «г»: — Я ненадолго. Приглашаю сегодня к нам… часикам к двум. Вы, наверно, уже заметили, что мы поселились неподалеку, как говорится за углом в соседнем переулке, — шучу! — в строении при въезде в нашу шикарную обитель, или, точнее, лагерь, который мы вместе с вами вынуждены на время полюбить.
— Замётано, — откликнулся Егор с некоторой издёвкой в голосе, но с самой доброжелательной из своих улыбок.
— Крутов, — назвал свою фамилию Сергей и, чтобы выглядеть достаточно вежливым для незваного гостя, чуть приподнялся.
Виктор сосредоточенно выправлял на горном ботинке погнувшуюся пластинку.
Карачунов отступил, не оборачиваясь, отодвинул полог и пропал, оставив после себя запах крепких мужских духов.
— Ну, как впечатление? — Сергей дал знак Егору, чтобы тот выглянул наружу. Он, убедившись в отсутствии ненужных ушей, с блаженством вытянулся на кошме.
— Долго говорить не стану. Заявившийся к нам Карачун проще напёрстка: на какой палец наденешь, тому и будет служить.
— Пх, — с недоверием выдохнул воздух Виктор. — Он — сила, не тебе чета, шурфовик.
— Не пыхай, если в людях не разбираешься.
— Егор Кузьмич — психолог, — ласково уточнил Сергей, но таким тоном, после которого спорщик сразу захлопнул рот.
— Да не тратьте на него эмоции, Сергей Михайлович, лучше послушайте, пока у меня не пропало желание проявить познания в физиогномике. Этот тип ничего не боится, трусость вне его понимания — родился таким; себя выставляет, так это опять же свойство его характера; однако глуп, не может оценивать ситуацию верно, поэтому идёт напролом, и ему это удаётся, но лишь на время, оступится — неуверенным станет, комплексы изнутри душу выгрызут, вон как вздрогнул, когда услышал вашу фамилию. Неудавшийся артист, за горожанина себя выдаёт, а сам — деревня… трудно ему будет с нами. В общем, Михалыч, такие долго не живут. — Егор сжал ноги в коленях и вскочил одним ловким движением. — Я лучше к визиту собираться начну.
Возле здания бывшей администрации лагеря, перегораживая широкую дорогу, стоял мощный чёрный джип с местными номерами. Двое крупных парней в чёрных шёлковых рубашках, с чёрными шнурками вместо галстуков, облокотившись на капот, с полным безразличием смотрели на приближающихся лохов.