Гульбеддин Хекматияр подозвал к себе проводника.
— Шерзамин, что это? — и показал вниз на покрытое всполохами огня горное плато.
Какофония разрывов мин и стрельбы эхом неслась по ущелью.
— Не знаю, хозяин, — согнувшись в поклоне, ответил проводник.
— Этот бой там, внизу, далеко от марказа Масуда? — снова спросил лидер Исламской партии.
— Совсем рядом, хозяин. Тут, кроме моджахедов Ахмад Шаха, никого не должно быть. Это его владения, — объяснил Шерзамин.
Хекматияр жестом руки отпустил проводника. Его советник, старый воин с роскошной седой бородой, встал рядом с ним и, вглядываясь в огненные всполохи, сказал:
— Гульбеддин, это наверняка шурави пришли в гости к Масуду. Кто может спорить с ним кроме них в его доме?
Хекматияр согласно несколько раз покачал головой и сказал, злорадно улыбаясь:
— Ты прав, Вакиль. Нам здесь делать нечего. Пусть Ахмад Шах сам разговаривает со своими гостями, раз он такой Счастливый[50]!
— На все воля Аллаха! — смиренно согласился старый воин.
Плен
Орлов очнулся на операционном столе. Сильный режущий свет ламп бил в лицо. Хирург с полузакрытым маской лицом сосредоточенно и ловко работал над его телом. Увидев открытые глаза Александра, удовлетворенно кивнул и спросил по-русски:
— Очнулся, шурави?
Орлов разлепил запекшиеся губы и еле выдавил:
— Да.
— Тебе повезло. Несколько мелких осколков, даже кости не задеты. До свадьбы заживет, — улыбнулся хирург, вынимая пинцетом осколок.
Александр не удивился, что хирург говорит по-русски. В его положении удивляться чему-то было просто глупо.
В пещеру, оборудованную под операционную, зашел Ахмад Шах с начальником штаба и спросил хирурга:
— Ну, как он? Пришел в сознание?
— Будет жить, — ответил врач, — раны неопасны, начал говорить.
Масуд наклонился над Орловым и спросил:
— Вас было двадцать восемь?
Доктор перевел вопрос раненому. Александр молчал.
Ахмад Шах, зло сощурив глаза, повторил вопрос:
— Вас было двадцать восемь? Ты никого не предаешь, шурави. Мы нашли двадцать семь трупов, ты двадцать восьмой. Вашей группы больше нет.
Александр еле слышно ответил:
— Да, двадцать восемь.
Врач немедленно перевел своему командиру. Масуд повернулся к начальнику штаба и приказал:
— Джума Хан, вызывай в марказ все поисковые группы. Больше никого нет в наших горах, кроме этого кяфира…
— Аль-хамдул-тлах-рабальоли-мин! — взывал мулла. — Слава Аллаху, Владыке Двух Миров. Если вас ждет мученическая смерть, рай сразу же примет вас в свои объятия, благословение Аллаху!
Душманы, как и положено мусульманам, пять раз в день совершали намаз. Каждый раз, видя из-за зарешеченного окна одну и ту же картину сотворения исламской молитвы, Орлов не мог понять этих людей. Это был совершенно другой мир, в котором и бедного дехканина, одетого в рваный халат, и богатого дуканщика объединяла одна религия — ислам.
После прихода советских войск их стала объединять объявленная священная война против неверных — джихад.
Мулла закончил чтение суры из Корана, и духи-партизаны медленно поднялись и разошлись по своим делам. Сахебджан, один из охранников, поочередно несших службу у двери камеры-пещеры, в которой держали Орлова, приоткрыл дверь и что-то крикнул на гортанном языке, показывая на дверь. Александр понял: «На выход».
После сумрака закрытого одним маленьким зарешеченным окном помещения яркое нерусское солнце било по глазам, как луч прожектора. Подталкивая Орлова в спину прикладом автомата, охранник привел пленника на небольшую скалу, с которой открывалась великолепная панорама гор.
Джума Хан и Ахмад Шах Масуд пили чай. На старинном серебряном подносе лежало несколько свежеиспеченных лепешек. Рядом стояли высокий чайник и пиалы. Невдалеке от военачальников сидел, перебирая четки, мулла. Он с интересом разглядывал пленника. Хирург, оперировавший Александра, стоял в полупоклоне рядом с муллой. Масуд изучающим взглядом впился в русского и спросил, кивнув врачу. Доктор переводил:
— Как тебя зовут и зачем ты здесь?
Орлов не раз слышал, что душманы очень жестоки, зверски пытают пленных и в конце концов убивают. Он понимал, что вряд ли уцелеет, хотя надежда на побег не оставляла его ни на секунду. «Сейчас эти душманские вожди, наверное, решают мою судьбу, — подумал он. — Все равно прикончат. Если умирать, так пусть видят, как умирает простой русский солдат». Орлов прямо поглядел в черные глаза панджерского вождя и ответил: