— Если вы выпьете одну мою таблетку...
— Вы не уйдете — нет еще?
— Нет, нет. Я останусь, пока вы не уснете.
— Я столько дней хотел поговорить с вами.
— Я рада, что вы решились.
— Вы не поверите, но у меня духа не хватало.
Если бы она закрыла глаза, то могло бы показаться, что это говорил совсем юный мальчик.
— Я никогда не встречал таких людей.
— Разве таких, как я, нет в Кюрасао?
— Нет.
— Вы таблетку еще не выпили?
— Я боюсь не проснуться.
— У вас наутро много дел?
Я хотел сказать — никогда. — Он вытянул руку и дотронулся до ее колена, без желания, словно искал, нуждался в поддержке другого человека.
— Я расскажу вам, в чем дело. Вы — незнакомка, поэтому я могу вам рассказать. Я боюсь умереть, один, в темноте.
— Вы больны?
— Я не знаю. Я не хожу к врачам. Я их не люблю.
— Так почему же вы думаете?..
— Мне за семьдесят. Библейский возраст. Теперь это может случиться в любой день.
Лет до ста вы доживете, — заявила она со странной убежденностью.
— Тогда мне придется жить с этим страхом чертовски долго. — Вы из-за этого плакали?
— Нет. Я думал, что вы еще ненадолго останетесь, а вы вдруг так неожиданно ушли. Наверно, я был расстроен.
— В Кюрасао вы никогда не бываете один?
— Я плачу, чтобы не быть одному.
— Как вы, должно быть, заплатили горничной?
— Да. Что-то вроде этого.
Она как будто впервые исследовала, что же представляет из себя этот огромный континент, который она выбрала себе на поселение. Америка для нее означала — Чарли, это была «Новая Англия»; по книгам и фильмам, таким, как великие кинематографические шедевры с Лоуэллом Томасом, срывающим маску опасной таинственности с красочной пустоши, и клипам Грэнда Каньона, она узнала о чудесах американской природы. Загадки не было нигде, от Миами до Ниагарского водопада, от полуострова Кейп-Код до Тихоокеанских скал; на каждой тарелке подавались помидоры, а в каждом стакане — кока-кола. Никто и нигде не поддавался неудачам и страху, они были как «скрытые грехи» — даже хуже, чем грехи, потому что в грехах есть свое очарование — они были дурным вкусом. И вот здесь, растянувшись на кровати, в полосатой пижаме, которую фирма Братьев Брук считала просто неприличной — неудача и страх разговаривали с ней, с американским акцентом, но без стыда. Все выглядело так, будто она попала в далекое будущее, после Бог знает какой катастрофы,
— Меня вы покупать не собирались? Это Старый Скороход меня искусил.
Старик приподнял над подушкой свою античную Нептунову голову и сказал:
— Я не боюсь смерти. Неожиданной смерти. Поверьте мне, я искал ее и здесь и там. Это... что-то неотвратимое, надвигающееся на вас, как налоговый инспектор...
— А теперь спите, — сказала она.
— Я не могу.
— Нет, можете.
— Если бы вы остались со мной еще немножко...
— Я останусь. Успокойтесь и расслабьтесь.
Она легла на кровать рядом с ним, поверх покрывала, Через несколько минут он уже глубоко спал, и она выключила свет. Во сне он начинал что-то бормотать и один раз заговорил: «Вы не так меня поняли», а после этого стал, как мертвый, тихий и неподвижный. Когда она проснулась, то по его дыханию поняла, что он тоже уже не спит. Он лежал в стороне от нее так, что тела их не соприкасались. Она протянула руку, его возбуждение совсем не вызвало у нее отвращения, как будто она провела рядом с ним, в одной кровати, много ночей, и, когда он овладел ею, молча и внезапно, в темноте, она даже удовлетворенно вздохнула. Никакой вины она не испытывала, через несколько дней она возвратится домой, будет покорной и нежной с Чарли. И она немного всплакнула, несерьезно, о случайной и недолгой этой встрече.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего. Ничего. Я бы хотела остаться.
— Побудь еще немного. Побудь... те, пока не рассветет.
До рассвета оставалось недолго. Она уже могла различать серые очертания мебели, стоявшей вокруг, как карибские гробницы.
— О, да, я останусь, пока не рассветет. Я не это имела в виду.
Его тело начало медленно отодвигаться от нее, ей казалось, что он уносил с собой ее неизвестного ребенка, уносил по направлению к Кюрасао, а она пыталась удержать его, вернуть, толстого, старого испуганного человека, которого она почти любила. Он сказал:
— У меня и в голове этого никогда не было...
— Я знаю. Не говорите. Я понимаю.
— Я понял, все-таки, у нас много общего, — сказал он, и она согласилась, чтобы успокоить его.
Он быстро заснул. Когда рассвело, она встала, не разбудив его, и пошла в свою комнату; замкнула дверь и решительно начала упаковывать свою сумку: пора было уезжать, пора было начаться новому семестру и жизни ее вернуться в прежнее русло. Вспоминая о нем, она думала: что, в конце концов, у них могло быть общего? Кроме того, конечно, что для них обоих август на Ямайке был дешевым сезоном.