-Именно это и собираюсь, – Наполеон закивал. – А что с ним еще прикажешь делать? Казнить? Права такого мы не имеем. Юридического, я имею в виду. В каземат наш упрятать? И сколько там ему сидеть? Каждый день трястись, что он сбежит? Я бы вот на его месте точно сбежал…
-Да уж я не сомневаюсь…
-Ну вот и получается что единственное, что мы можем в этом случае поделать разумного – это последовать законным предписаниям. Дело нужно обставить с как можно большей публичностью, чтобы замалчивать не вышло. Ну и стребовать с них за ремонт, ясное дело…
-Как быть с той сценой, свидетелем которой вы сделали генерала Пансу? – внезапно поинтересовался Бальзак. – Как вы понимаете, навряд ли он станет держать такие вещи при себе.
-А нам какое дело? – ухмыльнулся нахально Император. – Весь континент знает, что я и Санчо, мягко говоря, не ладим, он еще и не то обо мне может рассказывать. Пусть попробует доказать это! Кроме слов ему предложить нечего.
-Вызовете его на поединок за клевету?
-Была бы клевета – вызвал бы, а так не стану. Добивать побежденных не мой стиль. Ну, все. Вечером поболтаем – сейчас надо поторапливаться! – и, как бы подавая пример, Его Величество первым направился к дверям.
Достий вздохнул и поглядел в окно – и поглядывал потом во все окна, что ему попадались по дороге к кабинету Наполеона – жалея о разрушениях. Дворец был очень красив, и жалко было, что эдакую красоту попортили.
Он хорошо помнил, как выглядели после обстрелов дома во время войны. Зияющие дырами в стенах, по комнатам непрошеным гостем гуляет холодный ветер, под ногами то стекло хрустит, то штукатурка… Однако то были все же обыденные дома. Вообразить себе в подобном состоянии императорский дворец казалось Достию почти что святотатством. У кого бы поднялась рука на такую искусную работу?.. А теперь же он сам сновал по переходам, и горько сокрушался каждый раз, наталкиваясь взглядом то на обгорелое пятно, то на трещины, то на обломки. Чудесные алебастровые фигуры сказочных нимф и зефиров, украшавшие потолок, были обезображены теперь, лишившись кто руки, кто ноги, а кто просто покрывшись выщербинами. Всегда сиявший, словно зеркало, паркетный пол пестрел рытвинами, равно как и колонны: словно драгоценный мрамор внезапно поразила какая-то дурная хворь.
Достий по первом своем прибытии изрядно робел этих роскошеств. Его смущало и то,что он может ненароком повредить что-нибудь неумелым обращением, и то, что названия многим предметам он не ведал. Не сразу он научился отваживаться задавать вопросы Советнику или самому Императору, до того ломая голову: что же такое эта сонетка или оттоманка. Вычурная мебель на гнутых золоченых ножках-кабриоль с обивкой из дорогой ткани, представлялась ему совсем не подходящей для ежедневного обращения. Он никак не мог даже расслабленно сесть на какую-нибудь кушетку, не говоря уж о том, чтобы по примеру Его Величества завалиться, забросив ноги на подлокотник – монарх именно в таком виде частенько и работал.
В первые дни, да и недели, Достий старался пробежать куда ему надо юркой мышкой, так, чтобы никто не обратил на него внимания. Изначально он выучил дорогу в библиотеку – тоже поражающую и размерами и убранством. Овальный атриум, охваченный словно тисками, балконами второго и третьего уровней, уходил вверх. На куполообразном потолке древний мастер изобразил карту мира – каким тогда его представляли ученые – снабдив рисунок плавающими в морях левиафанами а небеса – парящими драконами. Лестницы,перила балконов, сами стеллажи из темного отполированного дерева, всегда были начищены, а уютные места в каждой секции, отведенные для работы, напоминали юноше просторный конфессионал.
Однако в библиотеке по причине наполнявших ее книг, не было столь удручающе-просторно как в других местах. Залы, залитые, благодаря огромным окнам, светом, и кажущиеся вдвое обширнее из-за зеркал, нагоняли на Достия оторопь. Многие из них даже имели свое собственное название, как будто были не комнатами, а городами. Названия зачастую давались по внешнему виду и по связанным с местом значительным событиям. Так, Достий знал еще с детства, что в каждом дворце непременно должен наличествовать тронный зал, однако в императорском дворце его предпочитали звать Коронационным. Были здесь Птичья галерея, получившая свое имя благодаря росписям, Ажурный зал, Зал тысячи голубей, Колонный,Посольский, Цветочная лестница, и много иных подобных мест. Старожилы знали их наперечет, Достий же старательно штудировал дворцовый перечень. Наполеон чувствовал себя в этих хоромах уверенно, всегда точно знал где и что расположено – это был его дом, и относился Император к нему соответственно. Он рад был бы и духовников приобщить к такого рода начинанию, но отец Теодор упрямо держался в стороне, обитая в комнате со скошенным потолком, под лестницей. Достий понимал это предпочтение святого отца. Кабы ему представилась возможность выбора, он тоже отправился бы именно туда, подальше от людных светлых залов и галерей.
Но теперь, когда эти прекрасные места оказались под обстрелом, и превратились в роскошные развалины, сердце щемило от досады и жалости.
Впрочем, еще жальче ему сделалось, когда он увидел дворцовых слуг – перепуганные суматохой и всеми недавними событиями, они жались в кухне, судача, как-то теперь сложиться их судьба. Сердобольный Достий не смог не сказать им, что худшее осталось позади: Император прибыл, а иноземный агрессор уже сопровожден в каземат. Новость эта вызвала всеобщее ликование – под потолок полетели и поварские колпаки и ливрейные двууголки. Уже спустя час дворец ожил – оценивался нанесенный ущерб, спешно наводился хоть какой-нибудь порядок.
====== Глава 4 ======
Достий, отворив дверь неофициального императорского кабинета, лишний раз порадовался: тот почти не пострадал. Это в отличие от официального, от которого, как он подозревал, мало что уцелело, как и от прочих такого рода помещений в другом крыле. Хорошо же, что монарх у них не любитель, как в народе говорят, держать все яйца в одной корзине. Что-то должно было сохраниться в этой комнате: тут-то чаще всего они с Советником и работали.
Спустя еще час весьма активной, хотя и излишне суматошной деятельности, объявилась Георгина – встрепанная даже более обычного, нервная и на удивление довольная.
-Айе! – воскликнула она, заприметив Достия издали – должно быть, по сутане узнала. Достий как раз прохаживался по саду, записывая сломанные деревья по просьбе главного садовника. Загорянка легко перемахнула через ограду и приблизилась.
-Здорово! – хлопнула она молодого человека по плечу, да так, что он аж присел. Ничего себе, тяжела рука у Императрицы. То-то она так, почитай, ни с кем, кроме законного своего супруга, не здоровается…
-Рад вас видеть в добром здравии, – поприветствовал ее в свою очередь Достий. – Вы одна?
-Да уж не две, – усмехнулась Георгина. – Но коли ты про Теодора, то он министров караулит. Мы с ним посоветовались и решили, что тут больше пока я пригожусь. Где Котище ошивается?
Достий показал, и Императрица бодрой рысью направилась туда, деловитая и собранная.
В следующий раз они все повстречались только за обеденным столом – день плавно перешел в ночь, а у них только дошли руки чтобы перекусить. Повара постарались даже и при таких обстоятельствах не ударить в грязь лицом. Впрочем, как ни были голодны господа в мундирах и сам изволновавшийся Достий, а Бальзак их обставил – уплетал за обе щеки.
-Ты гляди-ка! – отметил это явление Наполеон. – Так вот чего тебе не хватает для хорошего аппетита! Парочку интриг позаковыристей!
-В последний раз, – отозвался тот, прожевав последний кусок, – я что-то ел еще в Бурштине.
-Погоди-ка… Разве ты и эти дармоеды, мои министры, не переходом «д-1» воспользовались?
-Совершенно верно, им.
-Там был склад продовольствия. Я совершенно точно это помню.
-К моему совершенно искреннему и глубокому сожалению, Ваше Величество, я не могу без прискорбных последствий питаться армейской тушенкой. Под прискорбными последствиями я подразумеваю то, что спустя некоторое время после приема оного продукта внутрь меня будут интересовать вовсе не политические расклады, а вещи куда более приземленные.