— В каком смысле?
— Да в прямом. Баб полно. Вы одиноки и потрясающе хороши во всех отношениях. Ценный генофонд.
— Но позвольте, Катюшенька, и Вы тоже хотите от меня того же?
— Ну что вы! У меня двое оболтусов уже сами учатся у вас.
— Я не знал, Катенька, а как же супруг? — Он чувствовал себя ревнителем морали.
— Имеется и супруг. Завербовался в Тюмень и строит там вышки для какого-то оператора. Кому они там нужны уж не знаю, наверное оленеводам. Да Бог с ним. Только скучно вы живете, Евгений Александрович. Вам тридцать пять перевалило, а вы ни в чем особо не замечены.
— Вы и возраст уточнили? — Он смутился еще больше. Узнать, что тебя используют как быка-осеменителя было неприятно.
— А как же, только вы ничего такого не думайте. Но кто же не знает самого молодого профессора в нашем курятнике. Жениться бы вам. Но ведь не отстанут от вас окаянные девки, хоть на лбу печать поставь.
— А почему, Катюша?
— Да как бы вам это сказать... На вас уже все напечатано. Вы не кобель, конечно, — Она погладила его руку успокаивающе, чтобы не обиделся, — но есть в вас нечто такое, манящее, но... В общем, вас хочется холить, лелеять и ... трахать. — Катя бесстыдно уставилась прямо в глаза абсолютно обалдевшего мужчины.
— Это как же?
— Ну всему свое время, Женечка, всему свое время, а пока что ... — Она уже откровенно тянула его опять в постель, — не будем терять времени. Мои оглоеды обещались вернуться с дачи к полудню.
Час, о котором скромно предупреждала его женщина, пробил очень скоро. Женя и сам не понял, как в его жизнь втерся этот нахальный парень. Занятий он у него не вел, потому что Арсений подвизался на другом факультете. В компании общие не ходили — после того разговора Женя наотрез отказался участвовать в забегах под названием "родить сына от молодого гения". Правда, молодое, хоть и замученное научными изысканиями, тело требовало расслабления и приличествующих возрасту нагрузок в горизонтальном положении. И он искал варианты. И когда оказалось, что к этому делу женщины подходят не менее осознанно, то окончательно спустил все на тормозах. Расслабился, можно сказать, и поплыл по течению. И вот в этот момент мнимой защищенности от случайной влюбленности или отношений, он влип так, как ему и не снилось.
Когда он подъезжал утром на институтскую стоянку, то посвящал ещё минут десять настройке. Все-таки из машины ему предстояло шагнуть в совершенно иную среду. Там обитали почти дети. Безответственные вчерашние школьники, угнетавшие своим поведением других преподавателей, но не Женю. Он настраивался еще в салоне, окунаясь в волны любимой музыки, и потом скользил весь день в этом ритме. Мягкая, стройная мелодия звучала в его голове довольно долго, настраивая весь мир на это звучание, как искусный камертон. В то утро он получил совсем иной разряд. Какой-то болван, пока он пытался упорядочить утреннее безобразие на заднем сидении машины, нежно толкнул его в спину. Слово "нежно" тут конечно не совсем подошло, потому что это было очень больно. Дверца попыталась захлопнуться, впихивая его во внутрь. Он сам не заметил, как нырнул носом внутрь, разбрасывая бумаги. Вот в такой вальяжной и беззащитной позе он и застыл. Злиться он не умел, да и не до того было. Через минуту он почувствовал, как его в прямом смысле ощупывают сзади. Трогают бока и ноги. Нахал даже заглянул под пиджак и вытащил у него рубашку из брюк, полюбовался на розовую вмятину от удара и даже ойкнул, а потом потащил его из салона на себя. Женя повис на его руках безвольной куклой. Что-то в его ненадежном организме щелкнуло и отказалось служить. Потом его отряхивали. Парень прислонил его к уже плотно закрытой двери и пригладил растрепавшиеся по закону подлости волосы. Шевелюра всегда подводила его. Как он не старался приглаживать упертые вихры, они рассыпались и ломали его образ строгого препода. Он тут же молодел в пылу рассказа, запуская пальцы в строгую по его мнению прическу. Это произошло и сейчас и вызвало улыбку у террориста из соседнего авто: — Вы меня зажали, мне не вылезти. Извините. — И тут же протянул ладонь для рукопожатия: — Сеня. Арсений Троекуров. А вы тоже здесь учитесь?
Женя даже обиделся: "Учусь, лет двадцать как". — Простите, я вас не заметил.
— У вас так музыка орала... — Парень продолжал ухмыляться. Отвечать на это не стоило, да и время поджимало, а вот ноги по-прежнему не хотели двигаться. Он хотел резко повернуться и закрыть машину, но то самое место на пятой точке отказалось повиноваться и Женя схватился за спину обеими руками — бумаги опять заскользили по стоянке.
— Черт, да вам к врачу надо. Я вас к маме отведу. Она у меня невролог. — Сеня даже не уговаривал, а начал действовать. — И больничный, обязательно. А мама у меня как раз в студенческой поликлинике трудится. — Он уже собирал бумаги, отлетевшие под машину.
— Мне на лекцию надо. Меня ждут.
— Ой, да кто нас там ждет-то. Преподу начхать, а давай я твоих девочек найду и они тебе плюсик поставят?
Женя охнул и уставился на пацана.— Помоги мне дойти до аудитории. Мне все-таки придется пойти, лекция-то моя.
— Ну не сердись, как, кстати, тебя зовут?
— Женя. А я не сержусь, просто я опаздываю. Неудобно, они же ждут и волнуются.
— Ну ты уникум просто, брат. Они там все заняты. Кто чем. Кто лижется, кто тискается, половина не выспались и мечтают о слепом преподе и не захрапеть на лекции.
— Неужели никому это не нужно? — Вроде бы в их времена они что-то слушали и даже писали: — А конспекты, Арсений?
— Конспекты пишет какой-нибудь заучка, а потом его прижмут или гёрла какая выманит за поцелуйчик в щечку. Ты за них не волнуйся, Женя. К экзаменам все будут готовы. Сам оценишь. Сам поймешь.
Они доковыляли до 115 довольно быстро и Евгений даже не заметил, как они лихо взлетели в пустом лифте на 10 этаж.
— Так, — приводя в порядок костюм и галстук на Евгении, протянул Арсений, — Как ты это носишь? Отец тоже душегубиться каждое утро. Ну ему мать завязывает, он ее каждое утро будит, хотя она часто вечерами работает. Материт его и вяжет ему галстук, ну еще придает ему немного тонуса перед рабочим днем. Вот так! — Он развернул его к дверям, на всякий случай проверил наличие свидетелей в коридоре и шлепнул пониже спины. — Ну она еще кое-что делает, но это рановато. Может быть потом.