Длилось это всего мгновение, но так прожгло психику Иннокентия Владимировича, что в его желудке стало холодно и легко, словно в склепе, он привстал со стула, сказал: «Вроде не пил, но мне как-то очень нехорошо», и, чуть склонившись, посеменил до кушетки. А когда ему уже казалось, что вроде бы обошлось, и он остался один в комнате, то даже, кажется, задремал. Но вдруг, сердце его как-то неправильно заходило за грудиной, и он услышал, как отворилась входная дверь, и раздались тихие, тяжёлые шаги. Они приближались. Стены в его глазах начали менять свою геометрию, месторасположение, то сдвигались, то увеличивали пространство, потом сверху, как штукатурка, посыпались с шелестящим звуком какие-то целлофановые мешки, превращающиеся в деньги, много денег, и свет погас…
Остался только женский голос Софии Тагировны, она тихо разговаривала в прихожей со своим бывшим мужем, пришедшим забрать свой походный рюкзак и резиновые сапоги.
Александр Петрович
Про то, как Встречают по одёжке
У Александра Петровича были сандалии, которые его жена давно хотела выбросить. Но поскольку он в них ходил до ПУХТО, берегла. А однажды он их по ошибке надел, поехав на работу, и стал директором.
Про Утюг
Александр Петрович не гладил штаны, у него перегорел утюг. Как-то с месяц назад он только его включил в электрическую сеть, и тот весь расплавился по гладильной доске. С тех пор Александр Петрович в штанах спал и считал, что они разглаживаются сами собой. А в один неудачный день решил протопить печь, присел, и штаны порвались на самом неприличном месте. Александр Петрович плохо выругался и не пошёл на работу.
Про Печь, Александра Петровича и сожженные документы Александра Петровича
Александр Петрович начал топить печь и по ошибке сжёг все свои документы, остался только годовой абонемент для прохода в бассейн и свидетельство о разводе.
Про Куру
Александр Петрович сходил в магазин за курой. Кура была телосложения, как в советском прошлом. Ещё её называли «синей птицей»». Где он её достал, я не знаю. Разогрел сковородку, начал резать, а та оказалась живая.
Про Карельский лес, карельскую ягоду и карелскую мошку-1
Александр Петрович пошёл в карельские леса за ягодой, и его съела мошка.
Про Карельский лес, карельскую ягоду и карелскую мошку-2
Александр Петрович вернулся из карельских лесов и сообщил, что истребил всю мошку. Как именно, не уточнил. Но вид был усталый.
Дом над озером
Когда он вышел из зимнего леса и увидел перед собой заснеженное озеро, то понял, что он окончательно заплутал. Сколько раз, да что там раз: сколько лет, десятилетий он ходил по этим окрестностям, но никогда не видел этого озера. Откуда же оно взялось и почему так далеко тянулось теперь и вправо, и влево, теряясь в густых лиловых сумерках? Впереди, тоже не близко, на другом берегу чернели редкие сгустки деревьев, густой кустарник, и в одном месте, чуть выше, казалось, что слабо горел огонёк. Мерещилось ли заблудившемуся человеку этот слабый свет или нет, но выхода не было, он решил идти через замёрзшее озеро вперёд.
Всю свою поклажу, как она была ему и не дорога, он постепенно бросил в лесу, оставил лишь остатки от обеда, топор да спички в обвисшем рюкзаке. Прежде чем продолжить путь, человек присел на берегу в сугроб, кое-как стянул со спины рюкзак, пошарился в нём, вынул половину бутерброда и термос с кофе. Откусив четверть и запив тепловатыми остатками кофейного напитка, он сложил всё обратно и двинулся в путь. Наст снега на озере был толщиной сантиметров тридцать, кругом ни звука, ни души, ни следа пребывания рыбаков. Мгла и девственный снег…
Как же он очутился здесь? Закончив днём работу, человек попрощался с коллегами, переоделся и решил срезать дорогу через лес, заодно нарубить сухостоя хотя бы для протопки. Так пробирался он от одного поваленного дерева до другого, нарубил себе на одну хорошую ношу и побрёл, как он полагал, напрямую к дому. Навскидку – рукой подать, с километр, ну, чутка побольше. Но дорога всё тянулась и тянулась, а просвета до автомобильной трассы, шедшей вдоль леса, видно не было. Он присел под елью и задремал. Потом встряхнулся, сбросил дрова, через час хода вынул из рюкзака и побросал в снег уже спецовку, припрятал под еловым лапником плотницкий инструмент, воткнув рядом для ориентира палку с тряпкой и решив завтра отыскать его, и побрёл налегке, преодолевая снежный покров глубиной по колено, иногда останавливаясь на отдых. В один из таких привалов он закрыл глаза, и хотел было уже заночевать в лесу…