Оцу, вдруг оборвав смех, сказала:
– Не могу тратить время на пустяки. У меня важное дело. Глядя, как она надевает миниатюрные сандалии, монах с невинным
видом спросил:
– Какое дело?
– Какое? И ты забыл? Твое кривлянье напомнило мне, что надо готовиться к завтрашнему дню. Настоятель приказал набрать цветов, чтобы украсить «Храм Цветов». Потом надо все подготовить для церемонии праздничного чая и сварить его сегодня вечером.
– Куда пойдешь за цветами?
– На луг вниз по реке.
– Я с тобой!
– Без одежды?
– Тебе одной не справиться. Я помогу. Человек, между прочим, появляется на свет без одежды. Нагота – его естественное состояние.
– Может быть, но я не нахожу его нормальным. Лучше пойду одна. Оцу побежала к постройкам позади храма, чтобы отвязаться от Такуана. Она надела на спину корзину, взяла серп и выскользнула через боковые ворота. Оглянувшись, она увидела следовавшего за ней Такуана. Он замотался в большое покрывало, в каких обычно перевозят постельные принадлежности.
– Так тебе больше нравится? – улыбнулся Такуан.
– Конечно нет. Ты выглядишь смешным. Люди подумают, что ты спятил.
– Почему?
– Потому. Отойди от меня!
– Раньше ты не избегала общества мужчин.
– Ты невыносим, Такуан!
Оцу побежала вперед, Такуан следовал за ней, делая шаги, которым бы позавидовал Будда, спускаясь с Гималаев. Покрывало раздувалось от ветра.
– Не сердись, Оцу! Ты знаешь, что я шучу. Твои ухажеры перестанут увиваться за тобой, если ты будешь слишком часто злиться.
Метрах в восьмистах от храма по обоим берегам реки Аида сплошным ковром цвели весенние цветы. Оцу сняла корзину и начала быстро под самый корень срезать цветы. Вокруг порхали бабочки.
Прошло некоторое время. Такуан предался размышлениям.
– Как здесь спокойно, – вздохнул он. Его голос звучал по-детски наивно и одновременно благоговейно. – Если мы можем жить в цветущем раю, то почему предпочитаем плакать, страдать, бросаться в омут страстей и гнева, терзать себя адским огнем? Надеюсь, Оцу, что хотя бы ты избежишь этих напастей.
Оцу, деловито наполняя корзину цветами рапса, весенними хризантемами, ромашками, маками, фиалками, ответила:
– Такуан, чем читать проповеди, ты бы лучше отогнал пчел. Такуан, сокрушенно покачав головой, вздохнул:
– Я не о пчелах, Оцу. Я просто пытаюсь донести до тебя учение Будды о предназначении женщины.
– Какое тебе дело до женской участи?
– Ты заблуждаешься. Я – священнослужитель и обязан заглядывать в души людей. Согласен, это хлопотное занятие, но не менее полезное, чем ремесло купца, ткача, плотника или самурая. Оно существует, поскольку в нем есть потребность.
Оцу смягчилась:
– Ты прав, вероятно.
– Так уж случилось, что уже три тысячи лет священнослужители не ладят с женской половиной человечества. Буддизм учит, что женщина – это зло. Она – враг, посланец ада. Я потратил годы на то, чтобы изучить буддийские сутры, поэтому меня не удивляют наши постоянные ссоры с тобой.
– Почему твое священное писание считает женщин злом?
– Они обманывают мужчин.
– Разве мужчины не обманывают женщин?
– Но... Будда был мужчиной.
– Хочешь сказать, будь Будда женщиной, все было бы наоборот?
– Конечно нет! Как демон может стать Буддой?
– Такуан, это бессмыслица!
– Если бы религиозные учения основывались на здравом смысле, отпала бы нужда в пророках, их толкующих.
– Ты опять за свое, выворачиваешь все наизнанку в свою пользу.
– Типично женский ход! Зачем переходить на конкретного человека?
Оцу выпрямилась, не скрывая, что она безмерно устала от бесполезного разговора.
– Такуан, хватит! У меня нет настроения шутить.
– Умолкни, женщина!
– Да ведь это ты без умолку говоришь!
Такуан закрыл глаза, словно набираясь терпения.
– Позволь мне объяснить. Когда Будда был молод, он сидел под деревом Бодхи, а демоницы искушали его день и ночь. Вполне естественно, что женщин он считает исчадием зла, но, будучи безмерно милосердным, он под конец жизни все-таки принял несколько женщин в число своих учеников.
– От мудрости или по старческому слабоумию?
– Не богохульствуй! – строго остановил Такуан. – Не забывай, что мудрец Нагарджуна ненавидел, – я хочу сказать, боялся женщин не меньше, чем Будда. Но и он воздал хвалу четырем женщинам: послушной сестре, любящей супруге, хорошей матери и покорной служанке. Он не уставал хвалить их добродетели и советовал мужчинам брать их в жены.
– Послушные сестры, любящие супруги, хорошие матери, покорные служанки... Все, чтобы угождать мужчинам.
– Вполне естественно. В отличие от Японии, в древней Индии мужчин почитали больше, чем женщин. Я хотел бы, чтобы ты вняла совету Нагарджуны женщинам.
– Какому?
– Он говорил: женщина, избери спутником жизни не мужчину...
– Ерунда!
– Позволь договорить! Он говорил: женщина, избери спутником жизни истину.
Оцу недоуменно взглянула на Такуана.
– Не понимаешь? – всплеснул руками Такуан. – Избрать спутником жизни истину означает, что ты должна полюбить не простого смертного, а устремиться к вечному.
– Но, Такуан, – нетерпеливо перебила Оцу, – что такое истина? Такуан бессильно опустил руки и уставился в землю.
– Давай подумаем, – произнес он. – Я сам не очень знаю. Оцу рассмеялась, но Такуан не рассердился.
– В одном я уверен, – сказал он. – В твоем случае истина означает, что ты не должна стремиться уехать в город и нарожать там слабых, худосочных детей. Тебе следует остаться в родной деревне и воспитать здоровое крепкое потомство.
Оцу в нетерпении подняла серп.
– Такуан, – с ноткой отчаяния проговорила она, – ты пришел помогать мне или болтать?
– Конечно, помогать, поэтому я здесь.
– Тогда заканчивай проповеди и берись за серп!
– Что ж, хорошо, – ответил он, притворившись обиженным. – Раз ты отказываешься от моего духовного руководства, я не буду навязываться.
– Ты поработай, а я пока сбегаю к Огин. Она обещала сегодня закончить оби, который я хочу надеть завтра.