– Если вы обо всем расспросили, то я пойду.
– Одну минуту, – сказал Такэдзо. – Я хочу спросить еще об одном. – О чем?
– В ту ночь, когда мы пришли к вам, нам встретилась на поле битвы девочка, которая в точности походила на тебя. Это была ты?
Акэми повернулась и открыла дверь.
– Что ты там делала?
Акэми захлопнула дверь. Неровный звон ее колокольчика быстро затих.
ГРЕБЕНЬ
Такэдзо был гораздо выше среднего роста для мужчины его времени. Мускулистый, гибкий, худощавый – словно хороший боевой конь. Губы у него были полные и яркие, а густые черные брови вразлет придавали его облику какое-то особое мужество. Односельчане прозвали его «ребенком тучного года» – так обычно называли детей, которые по облику разительно отличались от остальных. Беззлобное прозвище тем не менее осложняло его отношения со сверстниками, и поэтому доставляло ему немало огорчений в детские годы.
Матахати никогда не имел подобного прозвища, хотя вполне его заслуживал. Коренастый, пониже Такэдзо, круглолицый, с широкой грудью, он производил впечатление весельчака и временами даже шута. Когда он говорил, его' слегка выпученные глаза постоянно находились в движении, поэтому шутники, прохаживавшиеся на его счет, обычно сравнивали его с лягушками, которые так громко квакали летними ночами.
– Когда ты говоришь «скрываться», то подразумеваешь питье сакэ у очага?
– Именно так. Ты знаешь, что я сделал? Недавно здесь появились люди Токугавы, которые шныряют в поисках Укиты – он еще не пойман. Я провел этих ублюдков – вышел к ним и поздоровался.
Такэдзо вылупил глаза от изумления, а Матахати закатился хохотом. Насмеявшись, он продолжал:
– Куда безопаснее ходить открыто, нежели хорониться в амбаре, прислушиваясь к шагам снаружи, и потихоньку сходить с ума. Уразумел?
Матахати снова захохотал, а Такэдзо пожал плечами.
– Может, ты и прав. Вероятно, так и надо держаться.
Такэдзо сомневался в правильности решения, но тем не менее перебрался в дом. Око явно нравилось, что у них в доме гости, точнее мужчины, и она делала все, чтобы они чувствовали себя непринужденно. Временами она ставила их в неловкое положение, предлагая то одному, то другому жениться на Акэми. Чаще она обращалась к Матахати, так как Такэдзо или совсем игнорировал предложение, или отшучивался.
Пришло время крепких, ароматных грибов мацутакэ, которых появилось великое множество у подножия сосен. Такэдзо часто собирал их на склоне горы позади дома. Вместе с ним ходила и Акэми, таская корзину от сосны к сосне. Всякий раз, улавливая грибной запах, она по-девичьи звонко кричала:
– Такэдзо, сюда, здесь их уйма!
Находившийся неподалеку Такэдзо неизменно отвечал:
– И у меня их куча!
Сквозь сосновые кроны пробивались косые лучи осеннего солнца. Во влажной тени под деревьями лежал толстый темно-бурый ковер из опавшей хвои. Когда Такэдзо и Акэми садились отдыхать, та поддразнивала его, предлагая сравнить грибную добычу.
– У меня больше! – неизменно отвечал он, и Акэми начинала проверять его корзину.
Тот день ничем не отличался от других.
– Я так и знала, – засмеялась Акэми, по-детски не скрывая своего торжества. Она бесцеремонно склонилась над корзиной Такэдзо: – Набрал кучу поганок!
Акэми выбрасывала из корзины ядовитые грибы и делала это нарочито медленно, так что Такэдзо при всем желании не мог притвориться, будто ничего не замечает, хотя и прикрыл глаза. Она бросала каждый гриб как можно дальше. Закончив, она выпрямилась с довольным видом.
– А теперь посмотри, сколько у меня.
– Уже поздно, – пробормотал Такэдзо, – пошли домой!
– Ты сердишься; потому что проиграл.
Она заскользила вниз по склону, словно фазан, но вдруг замерла, тревожно нахмурившись. Им навстречу через рощу двигался огромный детина. Широкими шагами он шел к хрупкой маленькой девочке, пристально глядя на нее тяжелым взором. Вид у него был устрашающий. Все в нем говорило о том, что этот человек постоянно борется за выживание, что он воинственно и враждебно настроен ко всему на свете. И нависшие кустистые брови, и хищный изгиб верхней губы, и тяжелый меч, и кольчуга, и звериная шкура на плечах доказывали это.
– Акэми, – проревел он, подходя к ней ближе и обнажая в улыбке желтые гнилые зубы.
Лицо Акэми ничего не выражало, кроме ужаса.
– Твоя любезная мамочка дома? – с подчеркнутой издевкой спросил он.
– Да, – пискнула в ответ Акэми.
– Я хотел бы, если ты не возражаешь, кое-что передать ей. Согласна?
Великан говорил преувеличенно вежливо.
–Да.
Его голос зазвучал жестче.
– Скажи ей, что она мне ничего не оставляет и пытается нажиться за моей спиной. Скажи, что скоро приду за своей долей. Ясно?
Акэми не отвечала.
– Она, верно, думает, что я ничего не знаю. Но парень, которому она сбыла барахло, явился ко мне. Могу спорить, что и ты, малышка, не раз хаживала в Сэкигахару, не так ли?
– Нет, нет! – слабо возразила Акэми.
– Ладно! Но ты передай ей мои слова. Если она и дальше будет ловчить, я ее вышвырну отсюда!
Он еще раз взглянул на девочку и направился в сторону болота. Такэдзо, оторвав взгляд от незнакомца, с тревогой посмотрел на Акэми.
– Кто это?
Губы Акэми дрожали:
– Его зовут Цудзикадзэ. Он из деревни Фува, – ответила она еле слышно.
– Он мародерством занимается? – Да.
– Чем он так рассержен? Акэми не отвечала.
– Я никому не скажу, – успокоил ее Такэдзо. – Не бойся! Напуганная Акэми безуспешно искала слова. Вдруг она бросилась
к Такэдзо и взмолилась:
– Обещай, что никому не скажешь!
– Кому я могу сказать? Самураям Токугавы?
– Ты помнишь, .как вы ночью кого-то увидели в Сэкигахаре?
– Конечно.
– И до сих пор не поняли, что я там делала?
– Нет, как-то не думал об этом.
– Я воровала там.
Она пристально смотрела на него.
– Воровала?
– После битвы ходила на поле боя и забирала вещи убитых воинов: мечи, украшения с ножен, мешочки для благовоний – все, что можно продать.
Акэми снова взглянула на Такэдзо, ожидая осуждения, но его лицо оставалось бесстрастным.