К примеру по мнению известного исследователя лесковского творчества Л. А. Аннинского, "проклятые" вопросы по поводу главного героя сказа выглядят следующим образом:
"Так он у вас хорош или плох?
Так вы над ним смеетесь или восхищаетесь?
Так это правда или вымысел?
Так англичане дураки или умные?
Так вы - за народ или против народа?
Вы его восславить хотите или обидеть кровно?"
Все дело в том, что все эти вопросы правомерны, хотя они кажутся взаимоисключающими. Левша, как образ, меняет выражение своего лица в зависимости от того, под каким углом зрения на него смотреть.
Интересна и сама история создания лесковского сказа изложенная в научных трудах:
«Так в 1881 г. в России был народовольцами убит императора Александра II.
А еще перед этим, после взрыва в царской столовой Лесков писал в газетах "о трусости" общества и призывал всех, кто пугается террористов, поверить в "успех действий власти, поступившей... в руки лица, внушающего всем честным лицам большое доверие и уважение к его способностям".
Но, когда 1 марта царя все-таки взорвали, Лесков был в отчаянии.
В январе 1881 г. знаменитый славянофил Иван Аксаков открывает в Москве газету "Русь" и просит у Лескова для своей газеты что-нибудь беллетристическое, причем предупреждает:
"Я не очень жалую глумления. Выругать серьезно, разгромить подлость и мерзость - это не имеет того растлевающего душу действия, как хихиканье.
"Понял, - отвечает Лесков, - но я не совсем с вами согласен насчет хихиканья.
Хихикал Гоголь и то же совершал несчастный Чернышевский.
Почему так гадка и вредна в Ваших глазах тихая, но язвительная шутка, в которой "хихиканье" не является бесшабашным, а бережет идеал?"
Еще до этой просьбы Аксакова Лесков готовил в юбилейный сборник детской писательницы Елизаветы Николаевны Ахматовой, с которой он был очень дружен, три маленьких очерка под одним общим заглавием - "Исторические характеры в баснословных сказаниях нового сложения" - картины народного творчества об императорах: Николае I, Александре I, Александре II (хозяйственном).
12 мая Лесков пишет Аксакову: "Начал ей (Ахматовой) писать на всем произволе маленькую штучку в два листа и вдруг облюбовал это и порешил скрасть это у нее и отдать Вам...". "Один из очерков - это "Левша".
Другие исследователи творчества Н. Лескова пишут немного по-другому.
Но тут вы уважаемые читатели будьте внимательны! Ведь учёные не читают текст Лескова, они ищут в нем «тайнопись», а найдя ее по из субъективного мнения начинают ее нам трактовать. И все это походе на поиск черной кошки в темной комнате, когда там никакой кошки никогда и не было!
Вот один из таких примеров научных поисков тайного смысла в повести о Левше:
«Начал писать "штучку", а написал "штучку" же, но такую, что сам "что-то почувствовал", не так ли? Даже "перерешил": забрал в лучшее место. Жалко стало. Словно засветилось в "маленьком очерке" чудо, превышающее первоначальный замысел, и не определишь, что там, а что-то есть превыше определений.
Лесков так и не определит, какой же "секрет" заключила в маленькую побаску его своевольная рука, хотя определять будет так и этак", - пишет Л.А. Аннинский в книге "Три еретика".
Какой "секрет" заключает в себе эта маленькая побаска?
На определенную мысль наводит нас случайное, а может, неслучайное совпадение: весна 1881 г. - убийство царя и создание легенды, которую он уже в мае везет в Москву к Аксакову.
Разве это не наводит на мысль, что проблема царской власти – одна из главных в сказе, то, что уже в начале 1-ой главы дан образ императора Александра Павловича, причем дан с явно иронической интонацией:
"Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть".
Обращает на себя внимание какая-то легкомысленная начинка в слове "проездиться" - прокатиться что ли или прогуляться.
Далее ирония в адрес императора Александра Павловича как бы сгущается: "Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел междоусобные разговоры со всякими людьми, и все его чем-нибудь удивляли и на свою сторону преклонять хотели, но при нем был донской казак Платов, которой этого склонения не любил…".