Он видит, как в Англии тому, кто трудится, — все абсолютные обстоятельства в жизни лучше открыты, но сам все-таки стремится к родине и все хочет два слова сказать «государю о том, что не так делается, как надо», но это левше не удается, потому что его на «парат роняют». В этом все дело.
Я никак не могу согласиться, чтобы в такой фабуле была какая-нибудь лесть народу или желание принизить русских людей в лице «левши».
Во всяком случае, я не имел такого намерения.
Николай Лесков.
10 июня 1882 г. С.-Петербург
Итак, казалось бы, вот она последняя истина!
Небыли никакого такого косого Левши в Туле и не подковывал он никакой такой механической блохи (самодвижущей модели блохи) сделанной в Англии!
Но не смотря на все эти доводы в России еще при жизни Лескова нашлись ряд лиц не поверивших в то что Лесков все это сам придумал, которые стали искать в реальной жизни реального прототипа «ЛЕВШИ»!
И нашли!!! Но кого? Судите сами!
Оказалось, что в 1785 г. по предложению управителя Тульского оружейного завода Веницеева в Англию были посланы два оружейника – Алексей Сурнин и Андрей Леонтьев.
Ученики были сначала отправлены в Петербурге, где они встретили поддержку в лице знаменитого протоиерея Андрея Афанасьевича Самборского, который был законоучителем и духовником великих князей Александра и Константина Павловичей.
Сурнин и Леонтьев 20 января 1785 года были отправилены через Европу в Лондон, так как навигация в Балтийском море закончилась, и прибыли в Англию только в ноябре месяце.
В Лондоне они поступили в пансион, где их должны были обучать чтению и письму на английском языке, а также рисованию.
По причине замедления в переводе денег на их содержание их нельзя было взять из этого пансиона, и они вынуждены были оставаться там почти до июля 1787 г. несмотря на многократные письма в Петербург священника Смирнова.
Наконец, только после того как русский посланник в Лондоне граф Воронцов написал на основании донесений Смирнова письмо Кречетникову, вспомнили о тульских учениках на чужбине и выслали в Лондон необходимые деньги.
Смирнов, расплатившись в пансионе, взял оттуда учеников и отправил их в Бирмингам и Шеффильд для изучения стального производства и употребляющихся в нём машин.
По возвращении их через 6 месяцев в Лондон о. Смирнов с большим трудом устраивает Сурнина к одному известному лондонскому оружейнику Ноку учеником.
Остальные оружейники не хотели брать русского ученика, чтобы не выпускать ремесло своё из отечества.
Нок согласился взять Сурнина за 120 фунтов в год, обязался обучать его всему касающемуся до оружейного дела и давать ему пищу, но не квартиру.
Что же касается Леонтьева, то о. Смирнов старался поместить его к мастеру, который делал бы шпаги и различные стальные изделия.
Но мастера этого дела оказались ещё более упорными и положили между собой исключить из своего общества всякого, кто обяжется обучать иностранца их ремеслу. В конце концов удалось поместить Леонтьева также к оружейному мастеру Эггу.
Отправляя в 1794 г. обратно Сурнина в Россию граф Воронцов написал Кречетникову о поведении обоих учеников подробное письмо, из которого видно, что Леонтьев с самого начала учения вдался в беспорядочную жизнь.
От мастера, к которому он был определён для изучения дела, бежал во Францию, а когда нужда заставила, вернулся опять в Лондон.
Граф предложил ему ехать обратно в Россию, на что Леонтьев согласился, но как только получил прогонные деньги, от поездки отказался; тогда ему прекратили выдачу содержания.
В это время в Англии заговорили о вооружении флота против России, тогда сей бездельник, – пишет Воронцов, – вздумал иные затеи.
Он пошёл к начальнику артиллерии и сделал донос, будто Сурнин находится в Англии для покупки и высылки в Россию различного инструмента и машин (вероятно, для изготовления оружия), что в Англии запрещено под весьма великим наказанием.
Виновный уплачивает большой штраф и заключается в тюрьму на весьма долгое время, а доносчик получает половину штрафных денег, на что, вероятно, и рассчитывал Леонтьев.
К Сурнину были присланы полицейские для обыска, но, к счатью, ничего в доме не нашли. Мастер, у которого Сурнин учился, был призван для расспросов, но он дал Сурнину столь хорошую аттестацию о поведении, что клевета обратилась в его похвалу.