Выбрать главу

 

        Кстати, Наполеон, которого обвиняют в поджоге Москвы и взрыве Кремля, сам едва уцелел во время этого пожара.

 

         Граф де Сегюр рассказывает:

 

        «Тогда наши после долгих поисков нашли возле груды камней подземный ход, выводивший к Москве-реке. Через этот узкий проход Наполеону с его офицерами и гвардией удалось выбраться из Кремля».

 

          Какие груды камней могут быть на территории Кремля, когда огонь, якобы, только ещё подступал к его стенам?

        Все известные подземные ходы из Кремля берут начало в башнях, а никак не из груды камней.

 

        Вот если башня превратилась в эту груду, тогда понятно. Тогда же, вероятно, могли превратиться в руины и торговые ряды, и разрушенная часть Кремлёвских стен.

 

        Все, кто выжил, находились в состоянии шока.

        В своих воспоминаниях Сегюр очень хорошо показал впечатление французов от пожара:

 

        «Мы сами смотрели друг на друга с каким-то отвращением. Нас пугал тот крик ужаса, который должен раздаться по всей Европе. Мы приближались друг к другу, боясь поднять глаза, подавленные этой страшной катастрофой: она порочила нашу славу, грозила нашему существованию в настоящем и в будущем; отныне мы становились армией преступников, которых осудит небо и весь цивилизованный мир…»

 

       После катастрофы в течение нескольких дней вооружённые противники не воспринимали друг друга как угрозу.

          По Москве открыто бродили до 10.000 русских солдат, и их никто не пытался задержать.

          Де Сегюр вспоминает:

 

         «Те же из наших, которые раньше ходили по городу, теперь, оглушённые бурей пожара, ослеплённые пеплом, не узнавали местности, да и кроме того, сами улицы исчезли в дыму и обратились в груды развалин…

 

        От великой Москвы оставалось лишь несколько уцелевших домов, разбросанных среди развалин. Этот сражённый и сожжённый колосс, подобно трупу, издавал тяжёлый запах. Кучи пепла, да местами попадавшиеся развалины стен и обломки стропил, одни указывали на то, что здесь когда-то были улицы.

 

 

       В предместьях попадались русские мужчины и женщины, покрытые обгорелыми одеждами. Они подобно призракам, блуждали среди развалин… От французской армии, как и от Москвы уцелела лишь одна треть».

 

 

       А вот интересный факт для сравнения. В 1737 году, как известно, случился один из самых страшных пожаров в Москве. Тогда стояла сухая ветреная погода, выгорело несколько тысяч дворов и весь центр города. Тот пожар был соизмерим с нашим, но в нём погибло только 94 человека.     

 

       Каким образом катастрофа 1812 года, будучи таким же пожаром, смогла поглотить две трети расквартированной в Москве французской армии.        

 

          Дальше - больше. Следом за пожаром начались болезни.

 

         Очевидцы вспоминали: «Казармы были завалены больными солдатами, лишёнными всякого присмотра, а госпитали ранеными, умиравшими сотнями от недостатка в лекарствах и даже в пище… улицы и площади были завалены мёртвыми окровавленными телами человеческими и лошадьми…

 

      Стонали борящиеся со смертью раненые, коих иные проходящие мимо солдаты, из сострадания прикалывали с таким точно хладнокровием, с каким мы в летнее время умерщвляем муху… Целый город превращён был в кладбище».

 

 

     Всего погибло более 80.000 человек (для справки: во время атомного взрыва в Хиросиме погибло 70.000 человек, в Нагасаки - 60.000)

 

    Из 9158-и строений было уничтожено 6532! Вам это ничего не напоминает? А мои ссылки на Хиросиму и Нагасаки???

 

 

  Да и не удивительно.  Ведь московский пожар произошёл за полтораста лет до Хиросимы! И тогда ни в России, ни во Франции, ни о каких таких тактических ядерных боеприпасах, ни о лучевой болезни никто и слыхом не слыхивал. И знать не знал. Потому что их ещё не было. Или таки уже были?

 

   Есть еще один довод в пользу этой гипотезы! Так повышенный уровень фоновой радиации в центре Москвы образует характерное пятно, с «факелом», вытянутым в сторону юга.

 

 

    А эпицентр пятна расположен как раз в том месте, на которое выходили окна двух офицеров, упомянутых в мемуарах графа де Сегюра.

 

   Тех самых, на чьих глазах сначала были освещены, а потом обрушились изящные и благородные дворцы.