– Дим, – упираюсь руками в плечи Сотникова и чуть отодвигаю от себя. – Мы взрослые люди. Я прекрасно понимаю, кто ты и не считаю себя твоей единственной. Если ты устал, стесняешься или ещё чего-то, то не вижу смысла продолжать. Нам обоим будет лучше…
– Стоять, – перебивает меня. – Ты меня сейчас бросить пытаешься, Савельева?
Замялась. Громкое слово для нас.
– Ну… или возьмём перерыв.
– Жесть, Маша. Я вообще-то с этой стороны занавеса никогда не был, – злится он, а мне смешно. Потому, что даже сердитый – забавный. – Какой нафиг перерыв? От чего ты устала?
Громко смеюсь. Ситуация до невозможности комичная. Но мне нравится быть той, кого не бросают, а хотят отшлёпать за глупые предложения.
– Для твоих друзей я мышь, – напомнила Диме. – Для твоего брата. Всякие Регины засоряют мою карму.
– Ага, ты ей клок волос выдрала, – откровенно ржёт Дима.
– Ой, – отмахнулась. – Были бы свои, а так… у куклы Барби с боем отобрала.
– Прости меня.
– Дим…
Он целует меня в живот, прожигая кожу даже через платье. Скользит ниже, заставляя ноги дрожать. Руки Димы жёстко фиксируют мои бёдра. Не даёт и возможности остановить это безумие.
– Что ты делаешь?
– Как что, глупая, целую тебя.
Чёрт побери, чёрт…
– Здесь?
– Здесь, – усмехнулся, уничтожая последнюю преграду между нами. Медленно стягивает с меня трусики, опуская их до самых туфелек. – Хочу тебя здесь.
Вот так и сдала свои бастионы, практически без боя. Фиговый из меня стратег.
Но как сопротивляться парню, от которого голова идёт кругом? Рядом с ним моя вселенная то сужается, то расширяется, а иногда и всё сразу.
Раскладывает меня на этой самой лавочке, не отрывая взгляда от моих глаз. Прикусываю нижнюю губу, когда он поднимает юбку моего платья выше.
– Держи его, – командует.
А сам снова целует в живот, проходясь по нему горячими губами. Языком вырисовывает узоры, медленно устремляясь всё ниже и ниже, разводят мои ноги в стороны, одновременно крепко прижимая к стене.
Откидываю голову назад, пока его пальцы скользят по влажным складочкам, дразня и испытывая меня на прочность.
– Дииим, – сладко протянула. – Пожалуйстаа…
К пальцам присоединяются губы и язык, медленно вынося меня за пределы реального. То едва прикасается, нежно лаская, то добавляет ритма и напора, заставляя все мышцы содраться. Ноги бьёт крупная дрожь, все мышцы сводит, по венам течёт концентрированный огонь. Чувствуя скорую разрядку, выгибаюсь. Открываюсь перед ним ещё сильнее, цепляюсь руками в широкие плечи, привлекая моего Диму к себе.
Но он не даёт дойти до грани, закидывает на плечо и несёт за собой в дом. Всё во мне кипит от негодования, но вряд ли я бы сейчас смогла идти сама. Всё тело ослабло, налилось каким-то сладким дурманом.
Я даже толком не понимаю, как мы оказались внутри какой-то из гостевых спален. Потому что находилась в около коматозном состоянии. На рубеже между Раем и Адом. С моим Димой. Он вроде говнюк, но такой… такой классный…
Особенно, когда пытается заткнуть меня своими поцелуями, полностью погружая в себя.
– Маша, – выдыхает горячий воздух прямо в ушко. По коже бегут мурашки, в животе бабочки устроили бунт. – Попроси меня.
– Что попросить? – то ли стон, то ли всхлип.
– Ты знаешь, моя хорошая, – сжимает руками попу, больно впиваясь в кожу пальцами.
Ох!
– Сотня…
– Уже лучше, малышка.
Он мучитель! Самый настоящий!
– Ты совсем не умеешь извиняться, – обиженно заявляю, приподнимаясь на локтях.
– Ошибаешься, – усмехнулся, целуя меня в губы. – Ошибаешься, Маша.
***
Мне сложно было прийти к этому решению.
Взять, собрать вещи и уйти к маме.
Я долго думала, правильно поступаю или нет, но правда на моей стороне – к серьёзным отношениям вот с таким Димой не готова. А чтобы провести время в горизонтальном положении не обязательно на постоянной основе жить вместе.
Дождалась пока Сотников уйдёт на тренировку. Оставила записку и вернулась домой. То есть, спустилась на этаж ниже и для приличия позвонила в звонок. Ключи у меня есть, но с мамой нормально помириться не мешает. Затянулось наше вынужденное молчание. Почти уже и не злилась на неё. Всё же мама у меня одна. А бабуля в последний наш телефонный разговор упрямо намекала, что мамуля изменилась.
Едва открывается дверь, как мама обнимает меня и прижимает к себе.
– Ой, задушишь, – хлопаю её по спине, но очень рада объятиям.
То, что нужно. Мы не сторонницы обнимашек, но иногда руки мамы настоящее лекарство от всех бед и переживаний.
– Маш, я тебе столько всего наговорила! – продолжает сетовать родительница, когда мы уже пьём чай. – Прости меня! А перед Димой как стыдно. Хороший мальчик вроде…