– Есть ли какой-то хотя бы минимальный шанс всё исправить?
Словно говорю с пустотой.
Дополнительная минута её молчания – вечность в Аду. Промозглая темнота, пропитанная мраком моего одиночества.
Не знал, что сердце умеет так быстро биться. Не представлял, что его вживую вырвут из груди и бросят к моим ногам – вот так просто, как само собой разумеющееся.
Я её люблю – накрывает внезапно, как этот нежданный ноябрьский снегопад. Люблю.
Хотите скажу, что это значит в реальности?
Любить – это паршиво.
Любовь – это прекрасно.
Любить – это смертельно.
– Нет.
Одно слово. Три буквы.
Три буквы моего приговора.
– Прости меня! – в очередной раз повторяю, как мантру. – Что мне сделать, чтобы ты…
– Ничего, – с грустной улыбкой ответила. – Что ты можешь сделать, если я не злюсь на тебя? Мне просто всё равно, Сотня.
Глава 44 – Сука-любовь
Дима
В моей голове никак не укладывалось, что это всё.
Точка. Жирная чёрная точка на весь лист нашей лав-стори.
Что вообще в этом мире происходит? Разверзнулся Ад? Сдвинулись литосферные плиты? Приближается конец света?
Да на меня девчонки всегда вешались, стоило только пальцем поманить. Никаких лишних телодвижений. Пустить пыль в глаза, нести романтичную чушь, завалить цветами – знал своё дело на высшем уровне. А тут я из кожи вон лез, чтобы вернуть свою зазнобу. И ничего. Кромешная пустота.
Прокатили тебя, Димон. Смирись. Хотел влюбить Машу в себя за десять поцелуев?
Поздравляю!
Влюбился сам. Причём по самые гланды.
Так, что не вздохнуть без неё. Всё кажется неправильным, безжизненным, сухим и пресным без моей колючки.
Боже, как я эпично и талантливо просрал свою любимую девочку.
Конечно, тут ещё пытался трепыхаться, как лист против ветра, как глупая рыбка, твёрдо решившая соскочить с крючка.
Наивный!
Домой возвращался даже не помню, как именно. Вроде бы шёл пешком. От Маши через весь город. Ноги, будто бы, не слушались и хотели повернуть назад. К ней! Вот только смысла не видел вообще.
Допустим, схвачу её в охапку. Буду любить долго и обстоятельно, да?
Дальше, что делать? Какой-то бред. Вот конкретно сейчас надо нормально, правильно. Чтобы поняла раз и навсегда. Моя. Не денусь никуда от неё, а она от меня.
Есть ли шансы? Маловероятно.
Извинялся бесконечно. Цветы, сладости, подарки, романтика. Даже голос сорвал под её окнами.
Непрошибаемая. Ледяная.
Словно ей ни горячо и ни холодно. Есть там Сотников, нет его – плевать.
Не может этого быть! Не хочу верить или просто не могу. Вашей гребаной любовью все мозги заволокло, как ядовитым дурманом. Жалкое зрелище, да?
Прикиньте, до чего докатился.
Влюблённый идиот!
В глазах Савельевой было холоднее, чем под этим самым первым питерским снегопадом. Не иначе, как она решила меня потопить в лавине своего тотального равнодушия, приправив соусом безразличия.
Что угодно, но не оно.
Потому что я мог бы справиться со всем, вернуть Мою Машу несмотря ни на что, если бы там, в глубине её сердечка, остались какие-то тёплые чувства ко мне.
Но их нет.
Виртуозно продинамила меня, да ещё как. Или не динамила? Знала обо всём изначально, просто поиздевалась, растоптала в хлам.
А так мне и надо. Сам виноват. Однажды в далеком будущем, но бумеранг бы обязательно прилетел с ответкой. Наверное, когда разбиваешь чужие сердца сотнями, отказываешься верить в любовь, бежишь от неё – она догоняет. Обрушивается на тебя с неба, припечатывает к земле, чтобы встать не смог, пошевелиться без боли. Об этом ещё Шекспир в своё время сонеты писал.
Реально больно. Делаю вдох и чувствую Машу. Сердцем, телом, лёгкими, мозгами. Она повсюду, словно в воздухе витает.
Запах её цветочных духов с нотками спелых ягод и ванили. Весь пропитан ею. Накачан под завязку.
Помню губы, которые я уже никогда не поцелую. Весёлый и заразительный смех – мне тоже его больше не услышать. Взгляд ярких голубых глаз, поджигающий все фитили. Она такая настоящая, такая живая. Смешная, забавная, единственная. Моя исключительная Маша.
Колючка. А я её Симба.
Кажется, я искал её всю жизнь, а когда нашел – потерял. Даже не понял сразу, чего лишился.
Бездарно!
Просыпаюсь – ни живой и ни мёртвый. Ощущение, словно на грудь установили гранитную или мраморную плиту. Дышать не могу. Захожусь кашлем, напоминающим страшные хриплые голоса из самой глубины Преисподней. Ну или Джигурду.
Ещё и простыл. Вишенка на тортик.
Опять звонил отец, но пока я притащил свою тушу к телефону, звонок уже отрубил.
Перезваниваю, а он скидывает.
Не, бать, мне вообще никак не до твоих закидонов. Хочет – пусть исключает из универа, гонит поганой метлой, наследства лишает. Вообще всё по боку.