– Что Маша? – наконец осчастливил вопросом.
– Послала.
– Прямо послала?
– Красиво, – усмехнулся. – Сказала, что не сердится. Мол, ей всё равно.
– Врёт.
Если бы, ага.
– Она была очень убедительна.
– Уф, – запускает руки в волосы. – Ты выглядишь жалко, Димас. Реально влюбился, что ли?
Влюбился.
Слабо сказано. Очень слабо.
– Меня ей накрыло.
– Как вертолёты после пьянки?
– Хуже, – усмехнулся. – Любовь – это когда твоё сердце вырывают из грудной клетки и перемалывают его в миксере на твоих глазах.
– Звучит паршиво.
А любовь не песня, чтобы играть красиво и мелодично.
Это сука любовь. Без лишней лирики.
Беспощадная, стремительная, сердце на вынос и мозги всмятку.
Глава 45 – Это всё
Дима
Кто бы мне сказал ещё полгода назад, что Дима Сотников будет по собственной инициативе сидеть в четырёх стенах и загибаться от тоски по Маше Савельевой (да хоть по кому-то, чёрт возьми!), то я бы ни за что не поверил этому фанатичному безумцу.
Грипп прогрессировал.
Ни через три дня, ни через неделю на поправку я не пошёл. Горло саднило всё больше, температура отказывалась сбиваться, ко всему этому счастью прибавились жуткая головная боль, насморк, адская ломота в теле. Чувствовал себя, словно ходячий мертвец.
Тут уже матушка не выдержала, сама прискакала и семейного врача с собой прихватила. Вот и набросились на меня вдвоём, не жалея сил.
Такой большой мальчик, а мозгов нет, ходит без шапки, шарфа, в тонюсенькой куртке и прочее… прочее. Отца тоже засадили по полной программе – мол, плохо ты, Серёжа, ребёнка лечил. Довёл сына своими университетами. Мама у меня такая, очень любит нас с Яном.
И знаете что?
Ян, оказывается, не худшее событие в моей жизни. По крайней мере, когда в квартиру заявлялся младший братец вместо докторессы, я испытывал некоторое облегчение. Ещё одно удивительное явление. Чтобы был рад видеть этого засранца рядом? Да идите вы!
Проболел практически весь месяц. Дело плавно двигалось к Новому году.
Только никакого радостного настроения не наблюдалось и с натяжкой. Три курса подряд я устраивал на своей хате вечеринку в честь завершения зимней сессии, а самая волшебная ночь в году превращалась в несколько суток безудержного веселья. Мне бы только повод дать, чтобы организовать взрывное пати.
Завтра уже возвращаться в универ, знакомые и друзья заваливают бесконечными звонками и сообщениями, интересуясь насчёт наших планов. А мне от всего этого как-то дико. Ничего не хочу. Ни с кем. Всё осточертело.
Хотя, кого я обманываю? Кое-кого всё-таки хочу видеть. Как ни горько признавать печальный парадокс.
Жутко.
От одной мысли, что я не в состоянии ничего исправить. Она нужна мне, как воздух. Давайте будем честны – этот проклятый спор изначально ничего не значил. Я бы не сорвался с крючка под названием «любовь». Может быть, осознавал дольше, но рано или поздно пришёл бы к тому же самому выводу – без Маши я никто, а с ней всё.
Адски не хватает моей девочки.
– Так, ребёнок, – мама недовольно покачала головой, усаживаясь рядом на диван. – Ты мне не нравишься. Снова лихорадит?
Лихорадит.
И у неё есть название – синдром Маши Савельевой. Как и у любой формы тяжелой болезни – у неё есть свои симптомы. Неизлечимые. Хоть всего микстурой залейте, но это будет лишь временное средство, чтобы снизить боль, жар и ломку.
Маша не из тех, кого забывают, она из тех, кем живут. Сорок восемь часов в сутки.
– Я девочку обидел, мам. Теперь она меня ненавидит.
– Сильно обидел? – прищурилась матушка. – А извиняться не пробовал, дорогой?
– Пробовал.
– Стало быть, обычные твои трюки не работают. Маша?
– Маша, – выдыхаю как-то фантомно. – Мы с друзьями пари заключили.
Родительница отвесила мне подзатыльник.
Мда, кажется, заслужил.
– Дим, ну ты что там, игрушки в песочнице делишь? Тем более, Маша хорошая девочка.
Хорошая.
Знала бы мама, сколько их было в моей жизни, точно бы за более радикальные меры принялась.
Маша далеко не первая. Но кто мог предсказать, что она станет последней среди десятков трофеев? И той единственной девушкой, захватившей штурмом моё сердце.
– Ты разочарована. Не привыкать.
– Как я могу в тебе разочароваться? Ты же мой сын.
Крепко обнимает меня, хлопая по спине. Не сторонник телячьих нежностей, но мне не хватало маминых объятий.
В последние годы это у нас не частая практика. Едва мне стукнуло восемнадцать, я сразу съехал от родителей на свою квартиру. Встречались с семьей только по большим праздникам. Моментами я и их избегал, не желая пересекаться с Яном. С папаней виделся слегка чаще, поскольку он примерно раз в месяц читал персональные лекции касательно моей разгульной жизни и прогулов в универе.