К весне подранок окреп, и сломанное крыло у него окончательно срослось. Солнце растапливало снега. Зажурчали ручьи, потекли в низину, к озеру. Еще через несколько дней на льду озера появились первые промоины. Они быстро ширились, и на них стали опускаться прилетевшие с юга стайки хохлатой чернети, красноголовых нырков, гоголей, крякв и чирков.
Жена егеря теперь каждый день выпускала гусей и уток на прогулку. Молодой дикий гусь вместе с домашними собратьями тоже ходил на озеро, а к вечеру, как всегда, возвращался в сарайку.
…В теплый солнечный день он услышал крики пролетающих диких гусей и отозвался радостным громким гоготом. Потом развернул широкие крылья, побежал с пригорка и легко оторвался от земли. Сильными взмахами он врезался в холодный весенний воздух, поднимался все выше и выше, торопясь догнать улетающую стаю.
ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ШАГОВ
По лесу гулко, с раскатами, прокатился выстрел.
«Он! Больше некому!» — уверенно решил Василий и круто свернул с дороги. Бежать мешали колючие кусты малинника, замшелые коряги и камни в траве. Ветки деревьев хлестали по лицу, цеплялись за одежду.
В редком осиннике Василий заметил темную фигуру человека.
— Стой! — закричал Василий зло и повелительно. — Сто-о-ой!
Человек метнулся в глубь осинника. Затрещали ветки.
— Сто-о-ой, Лапоть, не уйдешь! Я же тебя узнал…
Василий споткнулся о поваленное дерево, упал, но тут же поднялся и едва не вскрикнул от резкой боли в колене. Треск веток впереди быстро затих. Ушел… Теперь нечего и думать задержать браконьера.
Морщась от боли, Василий сделал несколько шагов и остановился. Чуть поодаль, в ярко-зеленой шелковистой траве что-то судорожно билось: темное, большое. Дикая коза! Все вокруг было забрызгано кровью. При виде человека животное попыталось подняться и не смогло. Теперь понятно, в кого стрелял убежавший.
Василий хорошо знал колхозного конюха Герасима Лаптева. Односельчане звали его просто Лаптем. Лет пять назад он появился неведомо откуда, жил один, держался в стороне от людей. В свободное время бродил с ружьем по лесу или на ближних озерах.
Василий недолюбливал этого мрачного неразговорчивого человека. Было в нем что-то, вызывающее неприязнь. На собеседника Герасим не смотрел, говорил отрывисто, хриплым голосом, со скрытой издевкой.
Как-то Василий спросил:
— Ты что, Герасим, все с ружьем ходишь?
Лапоть метнул на парня острый взгляд маленьких колючих глаз и тут же отвел их в сторону.
— С ружьем ходить запрета нет. И какое такое твое дело? Ты пока не инспектор.
— Вот и ошибаешься. На последнем собрании меня утвердили общественным инспектором и удостоверение выдали. Показать? Сезон охоты еще не открыт, вот и непонятно, чего ты таскаешь ружье. Смотри, Герасим, застану за незаконным делом — оштрафую.
— Так-таки оштрафуешь? Сначала застань. Ох, и напугал ты меня, начальник, руки-ноги дрожат. Я, между прочим, и не таких видывал… пострашнее тебя…
— Я предупредил, — пообещал Василий.
Он был твердо уверен: Лаптев — браконьер. Но доказательств у него пока никаких. Не ходить же за ним по пятам. Да и Герасим не такой простак, знает, когда и где стрелять. Осторожный черт!
И все-таки однажды Василию случайно удалось встретить Герасима в лесу, когда тот вынимал из петли зайца. Василий подошел незаметно и тихо, положил сильную руку на плечо Лаптю и слегка сдавил.
— Вот так, Герасим Петрович, не отвертишься. Значит, зайчишек петлями ловишь? Не знал, конечно, что это запрещено. Придется отвечать по закону.
Лапоть от неожиданности вздрогнул и слегка побледнел. Но тут же выпрямился, стряхнул с плеча руку инспектора и нервно рассмеялся.
— Ой ли? Скорый ты, Василий. Кто-то ловит зайчишек, верно. А я-то при чем? Я же зайчонка из петли высвобождал, на волю отпустить хотел, разве непонятно? Видишь, он еще живой. — Герасим приблизил свое лицо к лицу Василия и свистящим шепотом добавил: — А может, петлю-то поставил ты, а?
— Ну, такие штучки не пройдут, — запальчиво выкрикнул молодой инспектор. Он задыхался от охватившего его гнева, бесила наглость браконьера.