— Ну, что, доволен? Из-за тебя я опоздаю на самолёт… чёрт бы тебя побрал, глупый мальчишка! — Константин больно схватил его пальцами за подбородок и сжал его, приблизив лицо к себе и вглядываясь в него. Его дыхание, ощущал с горящими щеками теперь уже не от смущения Креймер, было неровным, к чертям сбившимся, но таким тёплым и приятным, что он не смог сдержать улыбки.
— Что ты улыбаешься, кретин? Тебе, конечно, смешно! Но мне не до смешного, когда такое происходит! — Джон отпустил его подбородок, жёстко толкнув руками в грудь так, что Чес едва устоял на ногах, а потом вообще подошёл ближе к готовому ударить его хорошенько ещё раз Константину, не боясь быть насмерть избитым. Пока тот был в замешательстве, Креймер решил использовать эту возможность, потому и, легко поднявшись на носочках, взял напарника за ворот рубашки и, добравшись до его уха, быстро прошептал что-то, из чего сам понял только начало: «Джон, прости, но я…» Чес не понял, что было дальше, кажется, он отключился, упав головой на плечо Джона с беспечной улыбкой на губах; сквозь угасающее сознание к нему гулко прорвалось: «Креймер, чёрт возьми, нет!» Ему уже стало всё равно, какой бред он там шептал, чем потом всё закончится, где он очнётся — на душе появилось чувство удовлетворения. Наконец натянувшаяся и готовая порваться в любой момент струнка в нём ослабла; наконец он смог заснуть спокойно, зная, что что-то важное он всё же брякнул. Пускай Джон вновь сочтёт это глупостью, зато на душе было легко.
Чесу уже даже во сне казалось, что вся история завершилась, хотя он не знал, что всё только начиналось…
========== Затяжка 10. ==========
Тебе нужен тот, с кем можно отправиться в Ад.
Тьюсдей Уэлд ©.
Чес думал, что проснётся или на улице, или в больнице, или в полиции, но никак не там, где оказался в действительности. Как только сознание вернулось к нему, он ощутил под собой тёплую кровать, под головой — мягкую подушку, а на себе — тонкое одеяло. Правда, тогда это ещё не означало, что он находится не в больнице, однако уже отбрасывало самые худшие варианты с полицией и улицей. Не сказать, чтобы он чувствовал себя прекрасно, но, за исключением головной боли и какой-то смутной эмоции внутри, всё было довольно хорошо. Вчерашнее казалось, естественно, неким кошмарным сном. А может, и не кошмарным, но пронеслось это так лихо, что теперь Креймеру нужно было приложить много усилий, чтобы вспомнить, что такое вчера он говорил и делал. А ощущал он, что говорил и делал очень много… За себя было, конечно, стыдно, однако Чес понимал, что иначе поступить не мог. Да и сейчас на душе было так спокойно, будто он сделал и сказал то, что так давно желал: некоего рода свобода теперь ощущалась им заместо прежнего волнения. Хотя он не мог знать, поступил ли правильно, не высказал ли какой-нибудь абсурдной мысли. Впрочем, ему казалось, что сделал он не только это и что краснеть ему придётся долго, если когда-нибудь он встретит Джона.
Мысль о Константине как-то разом заставила его взбодриться и даже приоткрыть один глаз: в комнате было светло, сквозь щели между шторами пробивались лучики света, и вообще таким уютом веяло здесь, что Креймер не сразу понял, где находится. И понял он это даже не через минуту — нет, он не был глуп, просто стал с чего-то недоверчив к происходящему. Будто, разочаровавшись в своих действиях за последние две недели, он решил относиться с подозрением теперь ко всему, что начинало походить на его мечту. Ведь всем ясно, что мечты не сбываются, по крайней мере, в нашем мире. Чесу казалось, что это простое правило он вывел для себя вчера, хотя вчерашние события помнил ещё совсем смутно.
Он быстро сел на постели, отодвинул одеяло в сторону и неловко дотронулся до своей щеки, потом зашипев от несильной, но острой боли — и сразу всё мгновенно вспомнилось. И его безумный, лихорадочный бег с закрытыми глазами, и едва не сбившая его машина, и спасший его Джон, который и оставил такие смачные удары за всё, не только за мнимое желание самоубийства, и он сам, нелепо радующийся чему-то в той безнадёжной ситуации и прошептавший ему, вероятно, какую-то очередную глупость. Всё это пронеслось слишком резким, поставленным на двойную скорость фильмом-экшном в его голове, что Чес даже не сразу поверил, с ним случилось ли это в действительности. Но щёки жгла приятная боль, и яркие воспоминания вырисовывались в мозгу быстрой кисточкой какого-то художника. «Значит, правда…» — изумлённо заключил Креймер, согнувшись и зарыв пальцы в волосах. Он был и рад, но как-то мгновенно начинал немного расстраиваться, понимая, что напрочь ничего не помнит из сказанного вчера за весь день: может, лишь слегка слова Джона, но и то отчётливо и достоверно лишь последние. Чес помнил весь букет обзываний, что собрал вчера для него Константин, но от этого вопреки всему чувствовал себя счастливо.
Он понимал, что тянуть время нельзя: пока в памяти свежо хотя бы представление о вчерашнем, нужно завершить начатое. По крайней мере, внутри него было такое ощущение, а ощущения не спрашивают, хотим мы того или нет, они просто берут и заставляют нас делать, хотя мы можем вовсе не подозревать, что говорить и как действовать. То же было и с Креймером. До него только сейчас дошло, что он в доме Константина. Это было ему, в принципе, всё равно; волновал вопрос, а где сам хозяин? Улетел? Остался? И тот, и другой варианты, хотя в корне и были разными, имели некий неприятный осадок за собой. Чес даже запутался, во что ему верить, когда вставал и направлялся к двери.
По пути он заметил зеркало и погляделся в него, чтобы понять, не всё ли так страшно: оказалось, что правая щека слегка припухла, а на месте второго удара, в левую, красовалось небольшое красное пятнышко. «Видимо, всю свою ненависть Джон вложил в первый удар», — с усмешкой подумал Креймер, в итоге решивший, что с таким видом можно выходить на люди. Теперь оставалось сделать последний шаг: открыть дверь. Чес даже не старался прислушиваться, были ли звуки за стеной, а лишь молниеносно открыл дверь и ворвался на ту самую кухню, служащую одновременно и гостиной.
Он точно не знал, можно ли ему, после стольких своих слов, так беспечно радоваться тому, что Джон здесь, преспокойно сидит на стуле и выкуривает очередную сигарету. Он даже не знал, что ему говорить, что делать, как смотреть. Не сказать же «Джон, я проснулся!» или «Доброе утро»? Не начинать же сразу с главного, не говорить же сразу огромных речей, не просить же прощения?.. А что делать? Тупо стоять, прижимаясь к двери, словно нашкодившему ребёнку, с понурой головой и непомерным чувством стыда? Беззаботно сесть за стол и выпросить чашку чая, потом получив ею по голове? Чес, только выйдя из комнаты, сразу остановился и так никуда и не сдвинулся больше, чувствуя, что сама кухня начинает напоминать ему то, о чём он вчера здесь так развязно рассуждал. Константин медленно перевёл свой взгляд со стола на него и хмыкнул. С этого-то момента стыд и стал наполнять его, словно вода ванну. Креймер не мог сказать, что выражал взгляд того: или он сам разучился распознавать взгляды Джона, или тот научился хорошенько прятать их значения, было непонятно. Голос раздался столь неожиданно, что Чес боязливо вздрогнул, сам от себя такого не ожидая — казалось слишком большим счастьем вот так запросто на следующий день слышать Константина.
— Выспался? Дурь сошла? — Креймер бросил быстрый взгляд на него и мелко кивнул, потом вновь опустив глаза. Проговорил это Джон обыкновенно, без злости, но и без шуток — так он разговаривал всегда. И это также двояко повлияло на его водителя: вроде, не гневается, значит, всё в порядке, но из-за отсутствия хоть какой-нибудь мягкости в голосе становилось неуютно.
— Ну, тогда можешь смело уходить — больше предоставлять койко-место я не собираюсь, — Чес резко вскинул на него свой взгляд, испытывая бурное несогласие в душе. Но от его спокойного вида, флегматичного тона и равнодушного выражения глаз начинаешь скатываться в тихое, жалкое повиновение, смешанное лишь с каплей несогласия, но и то оно окажется подавленным. Креймер знал, что нельзя так тускло заканчивать вчерашнее яркое представление; да-да, свои слова начали потихоньку вспоминаться. И он посчитал, что они были слишком важны, чтобы сейчас преспокойно уходить, ни в чём не разобравшись.
— Джон… — Чес хотел начать смело, но получилось как-то скомкано и вяло. — Джон, ты же не думаешь, что я всерьёз уйду, не поговорив с тобой?