— Стало быть, самозванец Тимошка Акундинов и есть! — утвердительно заметил думный дьяк. — Может, он еще тогда воровство-то измыслил? Чтобы сыном-то царя назваться, деньги немалые надо иметь… И скажи-ка — родня у Тимошки есть?
— Сын у него есть, Сергунька, — кивнул Унковский. — На Москве живет, у приятеля Тимошкинова — Ивана Пескова. Был я у Пескова-то. Тот рассказал, что мальчонка к нему прибежал перед самым пожаром, сказал, что батька да матка ругаются сильно… Иван-то баял, что боярин Патрикеев хочет мальчонку к себе во двор взять, вроде на воспитание. Ну а пока он к дьячку бегает, грамоте обучается. Вроде говорят, еще и мать у Акундинова жива.
— Ну что же! — повеселел Чистой. — Одну задачу, что боярин задал, решили. Стало быть, оный самозванец — Тимошка Акундинов. Ну, ты, Ерофей Иванович, еще подьячих-то в Вологду пошли — пусть мать его отыщут да в Москву привезут. И грамотки сыскные всем воеводам да посланникам надо отослать, чтобы Акундинова ловили. Но это уже царю-батюшке да Морозову надо докладывать, чтобы они сами приказали, — так вернее будет…
7151 год от Сотворения мира (1643 год от Рождества Христова).
Москва.
…Тимофей Акундинов раскрыл похмельные зенки и понял, что лежит он не на собственной мягкой перине да не под боком у нелюбимой, но законной супружницы, а в чужом чулане да на грязном тряпье. Окон нет, так что и не понять — вечер сейчас али утро…
— Очнулся, голубок? — услышал он голос. — Пить, небось, хочешь?
— Хочу, — не стал скрывать Тимофей, попытавшись рассмотреть — кто это с ним разговаривает.
«А, вроде бы Федотом звать, — с трудом припомнил парень. — Кажись, гость торговый, из Холмогор. Точно. Говорил, что в Москву он кость рыбью привез да сукна, что у аглицких купцов прикупил, да еще что-то. Сколько же мы с ним вчера выпили?»
— Держи, милок, от щедрот, — добродушно сказал Федот, протягивая ковшик. — Тута пивко тебе. Всю ночь караулил. Хотел сам выпить, да поберег. Вот, думаю, проснется друг-то мой сердечный да пить и захочет!
Тимоха жадно ухватил ковшик, сделал один, второй и третий глоток. Хотел было сделать еще один, чтобы башка встала на место, но был остановлен.
— Эвон, присосался-то как, как телок к вымени, — ласково приговаривал Федот, отбирая посудину. — Давай, друг любезный, о деле поговорим, а уж потом и пивко допьешь!
— А что за дело у тебя ко мне? Просьба, что ли, какая? Да ты ведь вроде бы по торговой части, а не по питейной…
— Просьба? — искренне удивился Федот. — У меня-то к тебе какие просьбы могут быть? Не, парнек…
— А что?
— Ты в кости вчера играл?
— Ну, — нехотя протянул Тимофей, пытаясь припомнить. — Может, и играл… Что с того?
— А помнишь, сколько проиграл-то?
Вот это Тимоха помнил смутно. Помнил, что когда в каморку, где они пили, зашел цыган да предложил сыграть, первым к нему сел Федот. Проиграв копеек пять, друг махнул рукой и с горя заказал еще водки. Ну а потом решил попытать судьбу и сам Акундинов. Помнится, вначале везло — цыган только скалил белые зубы да вытаскивал из кисета новые копеечки, что переходили в Тимохину кису.[12] Ну а потом вроде бы фартить перестало… Кажется, он даже хотел и вовсе перестать играть, но выпили еще… Дальше вроде бы были какие-то незнакомые морды — не упомнить, мужские или бабьи, новая выпивка, которую он уже и пить-то не мог…
— Так сколько же? — с томлением в голосе поинтересовался Акундинов. Ну ладно, если рубль-два… Хотя тоже жалко. Ну а ежели все десять?! Считай, что треть жалованья коту под хвостик…
— Ты, друг любезный, — продолжал ласково улыбаться Федот, — вчера двести рублев продул…
— Двести рублев?! — еле сумел вымолвить обескураженный Акундинов. — Да быть такого не может!
— Может, может, — замахал руками друг-собутыльник. — Еще как может! Не поверишь — бывает, что и тыщу проигрывают. А у тебя-то — всего-то двести. Плюнуть да растереть.
— Да как же так? — не веря своим ушам, переспросил Тимофей. — Не может такого быть…
— Тут и свидетели есть, — продолжал издеваться Федот. — И я подтвердить могу, и сам цыган, да и хозяин.
Тимофей перевел дух, откинулся назад и задумался. То, что его облапошили, — понятно. Тут, как говорится, и к бабке не ходи. Обычно он старался не пить с незнакомцами, но тут… Не так он себе представлял «подсадных». Да и хозяин, сволочь такая, не иначе, как в доле. Что и делать-то теперь?