– Ты неважно выглядишь, — заметила она с явным подтекстом. — По-моему, ты переработал.
Лепра силился прочесть меню, но буквы прыгали у него перед глазами и слова казались бессмысленными: говяжье филе… рагу… сердце Шароле…
– Курицу, — сказал он машинально.
Ева забрала у него меню.
– Что с тобой?
– Ничего… ничего, просто немного устал.
Она посмотрела на него, ее глаза еще никогда так не светились любовью.
– Ты странный мальчик, — продолжала она своим надтреснутым, хрипловатым голосом, который одинаково хорошо умел петь о встречах и разлуках. — Вечно ты что-то скрываешь… вечно секреты какие-то… Хоть бы раз выговорился, облегчил душу.
– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?
– Ты уверен, что тебе нечего сказать?
Он схватил графин с водой, наполнил стакан и выпил, не утолив жажды. Потом жестко посмотрел на Еву, словно прицеливаясь.
– Ты права, — прошептал он. — Я должен кое-что тебе сказать.
Ему показалось, что лицо Евы как-то сжалось, застыло, превратилось в маску.
– Только что пришла последняя пластинка, — закончил он.
Метрдотель услужливо наклонился над столиком.
– Вы выбрали?
Ева сделала ему знак отойти.
– Бедняжка, — сказала она.
IXПластинка остановилась. Ева молчала, положив голову на руки. Лепра метался по комнате от рояля к двери и обратно. «Я уже хожу, как в камере, — подумал он. — Еще немного, и начну думать, как заключенный». Он в изнеможении остановился около Евы и оперся на спинку ее кресла.
– Ну… что ты об этом думаешь?
– Забавный был человек, — сказала она.
– Сумасшедший! — закричал Лепра. — Псих! Надо совсем спятить, чтобы так изощряться! Ева…
Она запрокинула голову и взглянула на него.
– Ева… ты считаешь… что его план сработает до конца?
– Мелио умер, — сказала она, — а пластинка пришла. Почему бы и письму не дойти до прокурора?
Ее тонкие губы, шептавшие что-то, глаза на запрокинутом лице внезапно показались ему чудовищными и нереальными.
– Я тоже выбит из колеи… Но ты, кажется, уже смирилась с этим. Я тебя не понимаю.
– А что я должна делать, по-твоему? Биться головой о стену? Кататься по земле? Он выиграл. Пусть так. Мы тут уже ничего не можем сделать.
– Он выиграл! — усмехнулся Лепра. — Он! Он! Что значит он? Он ведь умер, а? Ты говоришь о нем, словно он жив и здоров.
Ева пожала плечами, показала на проигрыватель.
– Он здесь. Ты слышал его, так же как и я.
– Так ты сдаешься?
– Я жду, — сказала Ева. — Это твои слова… Надо ждать.
– Ну а я ждать не намерен. Сложу чемодан и завтра буду в надежном месте.
– А я? — спросила Ева.
– Поедешь со мной.
– Он сказал бы точно так же… — сказала Ева с горечью. — Так все и началось.:. Ладно, я поеду с тобой. А что потом?
– Прошу тебя, — простонал Лепра. — Что бы я ни говорил, ты сердишься.
– Я вовсе не сержусь. Я просто спрашиваю: что потом? Ну, поедем мы в Швейцарию или Германию — и что там будет? Сменим имя. Допустим. Допустим даже, что нас не узнают. И что? Ты считаешь, что сможешь давать концерты? Ты будешь обычным безработным. А мне придется вести хозяйство… Нет уж, уезжай один, если хочешь.
Они смотрели друг на друга. О Фожере уже никто не думал. Внезапно они увидели друг друга в истинном свете.
– Ты предпочитаешь, чтобы нас арестовали? — прошептал Лепра. — Ты знаешь, что меня ждет?
– Нас, — поправила Ева. — В любом случае я заплачу дороже, чем ты. Твое имя упоминается в письме почти вскользь.
Лепра бессильно опустился в кресло.
– Лучше уж сразу покончить с собой, — сказал он.
– Ты способен на это?
Лепра ударил кулаком по подлокотнику.
– Послушай. С меня хватит. Ей-богу, тебе приятно меня доводить. Что ты предлагаешь?
– Ничего. Мы пропали — это ясно.
Лепра обхватил руками колени и опустил голову, чтобы не видеть ее, чтобы вообще ничего не видеть.
– Если бы только узнать, откуда приходят пластинки, — сказал он глухим голосом.
– Если б узнать, кто убил Мелио!
Они замолчали, и стало слышно, как поднимается лифт. Когда Лепра поднял голову, Ева сидела, закрыв глаза, с неподвижным лицом, и по щекам у нее текли слезы.