- Прямо все?
- По крайней мере, некоторые. Так что подождем.
И они стали ждать. Усилившийся мороз загнал их в дом, но по негласному уговору дальше кабинета не пошли. Сели за ольховым бюро и напряженно вслушивались в звуки, доносившиеся из столовой. Там звякало железо, шелестела ткань, надсадно прогибались доски под ногами коренастого доктора. Ни единого слова, ни вскрика, ни стона… Ничего, что подсказало бы, насколько успешно идет операция и в каком состоянии подстреленный.
Не вытерпев, Анита отправила Веронику заглянуть в дырку, образовавшуюся в двери столовой после выстрела. Заглянула бы и сама, но при Алексе и служанке постеснялась опускаться до подсматривания. Вероника, не отягощенная моральными принципами, не заставила себя упрашивать. Долго прилаживалась глазом к пробоине, находившейся на недостаточно высоком уровне, потом некоторое время стояла, согнувшись в три погибели. В итоге сообщила господам, что ничего определенного разглядеть не удалось. Доктор, облачившись в белый халат, который, как и многое другое, отыскался среди его дорожных пожитков, ходит вокруг стола, где возлежит - срамота какая! - растелешенный Аким. Доктор машет ланцетом, швыряет в придвинутый к столу таз ошметки крайне омерзительного вида и, ежели судить по выражению его физиономии, не шибко доволен.
Прошло не менее полутора часов, Анита с Алексом вконец извелись. Но вот дверь столовой распахнулась, и на нетвердых ногах вышел Немец. Он был мрачнее тучи, рукава халата по локоть покрывала багровая короста.
- Ну? - подступил к нему Максимов. - Не молчи! Как он?
Немец покрутил коротко стриженной головой, углядел на бюро графин с водой, отпил из горлышка и прохрипел:
- Умер… Проникающее ранение грудной клетки, пробито легкое. Крови - как на бойне…
Наступило тягостное молчание. Вероника разинула рот, но тотчас прикрыла его рукой. Всеми овладело потрясение, длившееся несколько мгновений. Затем Максимов севшим голосом выговорил:
- И что теперь?…
А и правда - что? Доктор совлек с себя халат и без сил опустился в кресло. Взгляд его туманился, ни на ком и ни на чем не фокусируясь.
Анита сняла с турецкого диванчика покрывало и безмолвно вышла из кабинета. Прочие, помедлив, пошли следом за ней.
Она на секунду заколебалась, прежде чем войти в столовую, но все же пересилила робость. В импровизированной операционной царил беспорядок: в таз с алой водой были набросаны тряпки и клочья корпии, хирургический инструментарий частью рассыпался под столом, частью лежал на стульях, весь в зловещих крапинах. Но взор приковывался не к обстановке, а к мужскому телу, облепленному пропитавшимися кровью лоскутами. Анита видела мертвых не раз и не два, пора бы и привыкнуть, но сейчас ей почему-то сделалось не по себе. Доктор взял у нее покрывало и прикрыл умершего с ног до головы. Произнес надтреснуто:
- Здесь нам больше делать нечего. Я сам его обмою и оплачу погребение. Дайте только прийти в себя…
Они вновь перешли в кабинет. Немец закурил трубку, его веки нервно подергивались. Анита смотрела на него с сочувствием. Он недовольно вскинул брови и уже без эмоций отчеканил:
- Не стоит меня жалеть, мадам. Я убил человека. Это преступление, кем бы он ни был.
- По новому «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» преступления, совершенные по неосторожности, караются нестрого, - блеснул познаниями Максимов. - Если не ошибаюсь, за убийство без умысла - максимум четыре года тюрьмы.
- Это в крайнем случае, - дополнила Анита, всегда проявлявшая интерес к юридическим предметам. - В нашей ситуации не было ни драки, ни размолвки. С позиции закона доктор совершил деяние, повлекшее за собой неожиданную смерть потерпевшего. А это от двух до четырех месяцев заключения плюс церковное покаяние. Мы - непосредственные свидетели. Подтвердим под присягой, что произошедшее явилось чистейшей случайностью.
Доктор с достоинством допил воду из графина, стукнул донышком о столешницу.
- Вы не понимаете? Дело не в наказании. Любое судилище станет для меня позором на всю жизнь. Мне с детских лет приходилось доказывать, что я не выскочка и имею такое же право находиться в обществе, как все эти потомственные дворяне, которым титулы передаются по наследству и которые палец о палец не ударили, чтобы пробиться в свет. А я, - он вещал со все возраставшим пафосом, - я свою репутацию зарабатывал кровью. Алексей не даст соврать…
Максимов кивком подтвердил сказанное. Облик доктора дышал благородством и гордостью.
- Но о моем происхождении не забыли, и судебный процесс станет для меня губительным. Мои злопыхатели используют его, чтобы очернить меня. Я буду навеки вычеркнут из общества, заклеймен презрением и…