- Ты говорила, что он буквально окоченел…
- По первому впечатлению - да. Но ни руки, ни ноги, ни щеки у него не были отморожены. Тогда я и заподозрила, что он явился к нам неспроста и что все это - комедия, рассчитанная на мое добросердечие. Доктор был уверен, что я позволю Акиму переночевать в доме. Но это не решало всей задачи. Мы с Вероникой не собирались никуда уходить, а скоро приехал и ты, так что у вора не было возможности проникнуть в кабинет и вскрыть сундук. Доктор хоть и аферист, но не душегуб и вряд ли рассматривал вариант откровенного грабежа с возможным убийством…
- Надеюсь… - мрачно выдохнул Максимов. - Однако и то, что ты говоришь, звучит для меня дико. Он, конечно, всегда был себе на уме, мизантропия за ним водилась, но чтобы до такой степени!…
- Ты имеешь в виду, что у него хватило совести обокрасть и подставить друзей? Но не вы ли с графом в этом виноваты? Припоминаю, как ты рассказывал о розыгрышах, которые вы устраивали в полку. Что-то связанное с прусской фуржкой… Ах да! Вы подложили ее Немецу, пока он спал, а он утром спросонья надел ее вместо своей и получил нагоняй от командования.
Вы считали это дружескими шутками и не понимали, что наступаете ему на больную мозоль. А он копил обиды и, как видишь, ничего не прощал.
Пристыженный Алекс не нашел что ответить. Анита, помолчав, продолжила:
- Когда сегодня доктор приехал в Медведевку, он обнаружил, что граф в больнице, жемчужина в доме… Ты ведь сам упомянул о ней за обедом, так?… А Аким ждет подходящего момента. Все было проделано с выдумкой. Стреляющая табакерка выпалила, пробила дверь… Я не слишком хорошо разбираюсь в револьверах и штуцерах, но мне кажется, пуля, выпущенная из такой маленькой коробочки, не должна обладать большой мощностью. Она пробила дверь, причем на такой высоте, что не могла угодить в грудь человеку среднего роста, и упала сразу за порогом. Я обратила внимание, что доктор, когда подбегал к лежащему Акиму, будто бы споткнулся и оперся рукой на пол. На самом деле он подобрал пулю и спрятал ее.
- А как же Аким? Он не был ранен?
- Ни царапины. Во время выстрела он стоял где-нибудь в сторонке, а потом прижал к груди руку с томатной пастой или клюквенным соком… допускаю, что из нашей же кладовой… и изобразил предсмертную агонию. Было очевидно, что мы с тобой не станем осматривать раненого, раз есть врач. Немец подозревал, что Вероника или кто-нибудь еще будет подглядывать за ним, поэтому драма под названием «Хирургическая операция» была разыграна бесподобно. А финал и вовсе впечатляющий: мучительные терзания по поводу загубленной чести и побег в лес для совершения самоубийства. Однако странно: зачем возиться с петлей человеку, у которого при себе пистолеты?
- Вот я олух! - укорил себя Алекс. - Простейшие умозаключения, а мне они и в голову не пришли.
- Ты чересчур эмоционально переживал происходящее, это не способствует мыслительной деятельности. А я уже знала, что доктор нас обманывает, и примечала каждую его оплошность. Он не мог быть абсолютно уверен, что мы оба кинемся его искать, но на этот случай имелся эффектный выход Акима. Представь себе, что должны были испытать две слабонервные женщины, когда на их глазах он восстал бы из мертвых.
- Вероника бы грохнулась без чувств, это точно. Но относительно тебя я сомневаюсь.
- Так или иначе, я дала Веронике нужные указания, и она все сделала преотлично. - Анита прервалась и привстала. - Смотри! Дым!
Из-за поворота вытягивалась по ветру сизая спираль, расплывалась в воздухе и стелилась под копыта бегущей лошади.
- Н-но! - прикрикнул Ерофей, а Максимов достал из-за пазухи пистолет.
Трицикл чернел на обочине, как туша издыхающего зверя. Он еще коптил и выплевывал последние облачка пара, но уже не двигался и не содрогался. Жизнь покидала его.
Сани притормозили, Алекс выскочил из них, подбежал к неподвижной машине.
- Его здесь нет! - сообщил он на бегу. - Но я вижу, куда он ушел…
Цепочка знакомых оттисков на снежном покрове уводила в ельник. Максимов пробежал по ней и увидел сидевшего на пне доктора. Тот поднял голову, в глазах его застыли тоска и безнадежность. Он мог бы уйти дальше, но не стал этого делать, поскольку понял, что обречен.
Пистолет Алекса сам собой опустился, в стрельбе и угрозах уже не было надобности. Не сорвалась с уст и заготовленная филиппика. Немец поднялся и по-арестантски завел руки за спину. Максимов ощутил себя жандармом, и это ощущение не доставило ему удовольствия. В воображении промелькнули кавказские будни: бивуаки, совместные трапезы, фляга с чачей, ходившая по кругу…