– Это Рустам? – спросил Лешка.
Рустам. Или Рахим. Точно никто не знал. Продавец в нашем магазине.
– Я его сразу узнал. – Алешка прищурился и вытянул руку с листом подальше. – Только у него глаза другие.
– Какие? – удивилась Танька.
– Вот такие. – Алешка растянул глаза пальцами до узких щелочек. А потом чуть тронул карандашом рисунок.
– Здорово! – ахнула Танька.
Надо же – всего два штриха – и Рустам (или Рахим) ожил, засветилась в его узких глазах дружелюбная хитринка.
Алешка взял следующий рисунок – портрет дяди Юры. Это наш местный тракторист из деревни Пеньки. Он всегда немножко небритый и немножко лохматый. Очень хороший человек.
Еще пара штрихов, и дядя Юра тоже ожил. И сейчас, глядя на его портрет, очень многое можно было рассказать об этом человеке. Лицо задумчивого и растерянного добряка, который все время что-то забывает и не может вспомнить. Что-то теряет и никак не может найти.
А это наш дядя Боря, папин брат, танкист-полковник. Лешка всего лишь наметил морщинку возле глаза, а все тут же вспомнили, как дядя Боря говорит свою любимую приговорку: «Более-менее». «Боря, ты проголодался?» – спросит мама. «Более-менее», – ответит дядя Боря.
Тетя Зоя, жена дяди Юры, под Алешкиным карандашом вытянула губы в ниточку – сердится на мужа.
Тут Танька не выдержала и завопила:
– Лешка, ты волшебник!
– Ага, – лениво согласился Алешка. – Дед Мороз. Более-менее.
– Я буду твоя Снегурочка, ладно?
– По его характеру, – засмеялась мама, – ему Снежная баба нужна. – Она забрала Танькины рисунки, аккуратно собрала в стопочку и положила на стол. – Все, детишки, спать!
– Кто сказал? – спросил Алешка.
– Крышкин.
Этот неизвестный Крышкин почему-то всегда выручает нас, когда сказать нечего, а сказать хочется. Откуда он взялся, уже сейчас и не припомнишь. Кажется, Алешка его притащил.
– Кстати, – спросил я Алешку, – а как ты догадался, что Танька к нам приедет?
– Ты бы тоже догадался, – великодушно объяснил Алешка, – если бы она тебе об этом на мобильник сообщила.
Мама постелила Таньке в папином кабинете, но когда ушла, Танька потихоньку перебралась к нам, и мы еще полночи шепотом вспоминали наши боевые летние дела. Не догадываясь, что теперь нас ждут новые дела – осенние. Но тоже боевые…
Конкурс Танька благополучно прошла, рисунки ее похвалили, особенно портреты, и она начала сдавать вступительные экзамены. А мы продолжили свою учебу. Я – в девятом классе, Алешка – в третьем. Все у нас шло своим чередом, как всегда осенью, когда учиться еще не очень надоело. Правда, у Алешки начались проблемы с их учительницей Любашей. Так ее прозвали из-за детского роста и детского характера. Они оба были упрямые и часто спорили, как дети, доказывая свою правоту.
В этом учебном году разногласия у них начались, когда Любаша раздала по классу список книг для внеклассного чтения. Алешка пробежал по нему глазами; почти все из этого списка он уже давно прочитал, еще до школы, а любимые книги и не по одному разу. Но тут он наткнулся на одного знакомого автора и вычеркнул его фамилию красным фломастером.
– В чем дело, Оболенский? – спросила его Любаша.
– Я эту книгу читать не буду. Плохой писатель.
– Ну, не тебе судить.
– Почему не мне? – удивился Алешка. – Он же не для себя пишет книги. А для нас.
– Ну и чем же он плох? – Любаша была уверена в себе. Но она, видно, еще не совсем разобралась в Алешкином характере. – Чем он тебе не угодил?
– Много лишних слов у него.
Тут Любаша немного озадачилась. А Лешка спокойно объяснил:
– «Санька помахал рукой. Дядька топнул ногой. Тетка моргнула глазом».
– И где же тут лишние слова? – ехидно спросила Любаша.
– Рукой, ногой, глазом. Топают только ногой, моргают только глазами…
– Хватит, Оболенский, садись!
– Двойка во всю страницу, – проворчал Алешка, садясь. – Только не мне. Топнул глазом и моргнул ногой.
Любаша сердилась, класс веселился.
Дома Алешке немного попало от мамы за вредную запись в дневнике: «Весь урок спорил с учителем и отказался выполнить задание по внеклассному чтению».
– Леха, – сказал я ему, – с учителями можно спорить только на каникулах. Они тогда добрые и послушные.
– Ты сам добрый и послушный, – отрезал Алешка. – А у меня другие личные качества.
Упрямство, например. Что он и продемонстрировал буквально следующим днем.
Любаша, видно, на него обиделась и решила проучить в назидание всему классу.
– Оболенский, – сказала она, сдерживая улыбку, – ну как же можно так писать, ведь смешно. Вот, все слушаем: «Холмс вынул изо рта трубку, как старый гончий пес, услышавший зов охотника». Где это ты видел собаку с трубкой во рту?