Я вернул ему его два доллара и еще пять — в компанию к ним. Он поблагодарил меня, допил свой стакан и тихо вышел. Я допил свой, еще раз ополоснулся и решил, что мне лучше вернуться домой, чем спать в этой норе. Я натянул рубашку, пиджак и спустился вниз с саквояжем в руках.
Рыжий крысид-старшой дежурил в холле. Когда я перенес свой саквояж к конторке администратора, он не шевельнулся, чтобы взять сумку у меня из рук. Яйцеголовый клерк разлучил меня с двумя долларами, даже не взглянув на меня.
— Две зелененьких — за то, чтобы провести ночь в вашей душегубке, — сказал я, — в то время как за три я могу приобрести просторную мусорную урну.
Клерк зевнул, с запозданием включился и бодро заметил:
— Примерно в три утра у нас здесь свежеет, и до восьми или даже девяти воздух вполне приятный.
Я вытер шею и, пошатываясь, вышел к своей машине. Даже сиденье было горячим — это в полночь-то.
Домой я вернулся без четверти три. Голливуд показался мне ледником. Даже в Пасадене было прохладно.
13
Мне снилось, что я где-то в бездонных глубинах льдисто-зеленой воды, с трупом под мышкой. У трупа были длинные светлые волосы, они плавно извивались перед моим лицом. Огромная рыба с выпученными глазами, раздувшимся туловищем и сверкающей от гнилобы чешуей выписывала вокруг нас круги, с вожделением разглядывая нас, как старый сладострастник. Когда мои легкие уже готовы были разорваться от нехватки воздуха, тело ожило у меня под рукой и ускользнуло от меня, и я стал сражаться с рыбой, а тело все переваливалось и переваливалось в воде, помавая шлейфом длинных волос.
Я проснулся с простыней во рту, с онемевшими руками, вцепившимися в изголовье кровати. У меня мышцы заныли, когда я разжал и опустил руки. Я встал, осязая пальцами ног ковер, побродил с сигаретой в зубах по комнате. Докурив, загасил окурок и снова завалился в постель.
Когда я опять проснулся, было девять. Солнце светило мне и лицо. В комнате было жарко. Я принял душ, побрился, оделся по-домашнему, приготовил себе на кухоньке гренки, яйца и кофе. Я уже заканчивал завтрак, когда в дверь постучали.
Не дожевав до конца гренок, я пошел отворять. Перед дверью стоял худощавый серьезный мужчина в строгом сером костюме.
— Лейтенант Флойд Греер, из центрального сыскного бюро, — сказал он, входя.
Он протянул сухую руку, я пожал ее. Он присел на краешек стула (это у них так принято), стал вертеть свою шляпу в руках и спокойно меня разглядывать (это у них тоже так принято).
— Нам позвонили из Сан-Бернардино по поводу этой истории в Пума-Лейке. С утопленницей. Говорят, вы оказались под рукой, когда было обнаружено тело.
Я кивнул и сказал:
— Кофе хотите?
— Нет, спасибо. Я завтракал два часа назад.
Я налил себе кофе и уселся напротив него в другом конце комнаты.
— Они попросили нас заглянуть к вам, — сказал он. — И дать им какую-нибудь информацию о вас.
— Ясно.
— Так мы и сделали. Похоже, по нашему ведомству за вами ничего дурного не числится. Занятное совпадение, однако, что человек вашей профессии оказывается под боком в момент нахождения тела.
— А я вообще такой, — сказал я. — Везунчик.
— Вот я и надумал зайти, поздороваться.
— Прекрасно. Рад с вами познакомиться, лейтенант.
— Занятное совпадение, — повторил он, кивая. — Вы там были по делу, так сказать?
— Если и так, — сказал я, — мое дело, насколько мне известно, не имеет к утонувшей никакого отношения.
— Вы стопроцентно в этом уверены?
— Пока дело не закрыто, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, какие у него могут быть ответвления, не так ли?
— Это верно. — Он опять, как робкий ковбой, стал водить пальцем по полям шляпы. Но в глазах у него робости не было ни на понюшку табака. — Хотелось бы быть уверенным, что вы поставите нас в известность, если эти самые ответвления соприкоснутся с делом об утопленнице.
— Надеюсь, вы можете положиться на это, — сказал я.
Он оттопырил языком свою нижнюю губу.
— Нам бы хотелось чего-нибудь более вещественного, чем надежда. В данный момент вы ничего не хотите нам сообщить?
— В данный момент я не знаю ничего, чего не знал бы Пэттон.
— Кто он такой?
— Констебль в Пума-Пойнте.
Худощавый серьезный человек снисходительно улыбнулся, хрустнул суставом пальца и, помолчав, сказал: