За деревней начиналась набережная, которая в незапамятные времена использовалась как пристань для судов. В нескольких метрах от этой набережной на прибрежной гальке что-то поблескивало… Подойдя поближе, Уайклифф понял, что это револьвер… Наверное, табельное оружие офицера времен последней войны, тридцать восьмого калибра. Уайклифф осторожно поднял оружие и понюхал. Недавно из револьвера, похоже, стреляли. В барабане осталось несколько патронов, поставлен на предохранитель…
В последние годы Уайклифф часто страдал от того, что высокий пост не дает ему заниматься самыми ранними стадиями расследования. Приходится выходить на сцену лишь когда дело уже наполовину сделано. Но только не на этот раз. Сейчас Уайклифф отчетливо представил себе заголовки в завтрашних газетах: «Старший суперинтендант нашел пистолет на пляже».
С помощью нитки, выуженной из кармана, Уайклифф осторожно снял пистолет с предохранителя. Хотя оружие лежало ниже линии прилива, оно явно не успело побывать в воде. Так-так. Высокий прилив стоял в час ночи, и еще примерно через час вода дошла до того уровня, где лежал револьвер. Значит, оружие выбросили после двух часов ночи – а сейчас восемь утра…
Уайклифф относился к пистолетам очень серьезно, даже для полицейского. Его всегда мучила мысль, что человек может лишиться жизни только потому, что какой-нибудь кретин впадет в истерику, испугается или разозлится Ба-бах! И вас уже нет. «И вся королевская конница, и вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать…»
Он огляделся кругом. На мелкой гальке пляжа ничего подозрительного не наблюдалось, но это немудрено – даже его собственных следов уже было не разобрать.
Уайклифф взобрался по гранитной лестнице на набережную – нижние ступеньки здесь осклизли от темно-зеленого мха, а выше – покрылись серовато-оранжевыми лохмотьями лишайников. Сюда с пляжа не было другого пути, не считая только террасы одного из коттеджей. Сквозь щели в булыжной набережной пробивалась трава, создавая причудливый зеленый орнамент на сером фоне. Со стороны набережной, повернутой к морю, торчали четыре сломанных чугунных столба – все, что осталось от примитивного крана для погрузки на корабли камня.
Тут, у столбов, Уайклифф нашел три вмятины на траве, похоже, следы от колес автомобиля; на том месте, где должно быть четвертое колесо, трава не росла – только голый гладкий камень. К набережной можно было проехать по аллейке, ответвляющейся от дороги на Сент-Джуллиот. В свое время по аллейке ходили грузовики. У самого парапета набережной явно просматривалось место разворота и даже какие-то смазанные следы шин, но не такие четкие, чтобы разобрать рисунок на протекторах.
Церковный колокол зазвонил к заутрене – чуть надтреснутым, старческим тенором. На аллее, после двух недель сплошных дождей, глинистая почва так размякла, что смешно было рассчитывать найти какие-либо следы или отпечатки. Дальше аллея сливалась с узеньким проселком, который вел от города, позади Уотч-Хауса, дальше к берегу.
У своего киоска с энтузиазмом человека, работающего на себя, трудился темноволосый Томми Кэрн. Он распаковывал кипы полученных газет.
– Доброе утро, мистер Уайклифф! Сегодня вы раненько пожаловали, ну да ладно, я через пару вас обслужу.
Похоже, он был слишком увлечен своим занятием, чтобы обратить внимание, что именно Уайклифф держит в руках-зонтик или револьвер.
Из своей резиденции вышел викарии и направился в церковь: по пути он издали приметил Уайклиффа и поднял руку жестом соболезнования к «заблудшей овечке». Уайклифф был не религиозен.
Деревня постепенно просыпалась, в верхних этажах отдергивали гардины, во двор по утренним надобностям уже выпускали нетерпеливых собачек – одним словом, начиналось обычное, ленивое воскресное утро.
На треугольном газончике перед газетным киоском стояла телефонная будка. Уайклифф вошел, положил револьвер на полочку и набрал номер.
– Штаб-квартира полиции, – раздалось в трубке.
– Это суперинтендант Уайклифф. Соедините с отделом криминальных расследований, пожалуйста.