– Эх, сандаль губастый! Я ить тоже помню… Пряник мне подарили, сахарный. По сей день не забуду… Выпьем, Сан Силич!
Они выпили. То было время, когда, несмотря на вихрь социалистических преобразований, жила еще в людях ностальгия по ушедшим обычаям. И станем ли мы осуждать наших героев за то, что поздним вечером в сочельник всколыхнулось в них то старое, почти позабытое, но нет-нет да и щекотавшее душу?…
– Александр Васильевич, – проронил Вадим несмело, – а как же Верлиока? Кто это был? Одноглазый, на пяти ногах, позади хвост… Я чуть штаны не намочил, честное слово!
– Ха-ха-ха! – разразился шеф неожиданно звонким смехом и расплескал шампанское. – А вот за это, Вадим Сергеевич, вы мне ответите. Высокотехничный прибор раскокали! До революции в Петербурге физик Розинг патент получил – за способ электрической передачи изображений на расстояние. Сейчас эту тему в Нижегородской радиолаборатории развивают. К нам Бонч-Бруевич приезжал, привез схемы, помог опытный образец соорудить. Мы его здесь же, в условиях секретности, опробовали. Дошли до того, что сумели движущийся силуэт передать. Стеклянное око – это объектив, а хвост – провод к аккумулятору…
За порчу имущества из вашей зарплаты вычту. И за лечение оператора тоже. Вы ему мочку уха пулей отчикали…
Вадим, хоть и чувствовал себя болваном, выставленным на посмешище, дуться не стал. Наоборот, с сердца камень свалился, и сделалось так легко, так светло, как бывает только в детстве, когда найдешь под елкой сверток с сахарными пряниками, а в хлопушке клоунский колпачок.
Подняв еще один тост за технический прогресс, шеф провозгласил:
– Наша задача, други мои, мыслию к светилам воспарять. Извилинами работать и каждую гипотезу проверять и доказывать. Ум – вот наша вселенная. А нечистой силы, Вадим Сергеевич, в природе нет. Яко ни рыскайте – не обрящете.
«У-га! У-га!» – согласно отозвался в заоконном мареве полуночный леший.
Татьяна Устинова.
Любить по-русски
Мы очень скучно живем. Настолько скучно, что наш старший сын Мишка, потешаясь над нами, развил теорию о том, что мы гораздо старше, чем есть на самом деле.
«Ну никакие вам не сорок лет и даже не пятьдесят, – объявил двадцатилетний Мишка. – Вам каждому – миллион плюс ваши сорок и пятьдесят!… Именно потому, что вам миллион лет, вас не волнует ничего из того, что, по идее, должно волновать!… Ну вот, к примеру, кто и за что оштрафовал «команду Гугл» и что теперь этой самой «команде» делать – в Бразилии ее, того гляди, закроют! Ужас!… Ни одного из вас, – разорялся Мишка, – не интересует, кто выиграл «процесс века» между «Самсунгом» и «Эпплом»!… Сколько денег украл из бюджета футбольной команды такой-то и кого назначили тренером сякой-то. Избрали Сидора Семеновича председателем совета директоров организации «Нефть без границ» или же, напротив, уволили из банного треста за параллельный бизнес в сфере торговли оружием – это же обсуждали все средства массовой информации в течение недели!»
Нам все равно. Это правда. Мишка считает, это оттого, что мы слишком давно… здесь. Ну, миллион лет. За миллион лет чего только не увидишь и чему только не ужаснешься или обрадуешься, вот и вырабатывается привычка не обращать внимания на всякую ерунду, не имеющую никакого отношения к нам и к жизни вообще. Мишка считает, что остальным новоприбывшим это в новинку, вот они и переживают, а нам все давно известно, поэтому мы – ни с места.
Не знаю ничего про миллион лет, но живем мы действительно… скучновато, чего там говорить. Рассказать в программе «Любовь по-русски» или «Интриги, кошмары, преследования» решительно нечего.
«Любовь по-русски» длится уже двадцать пять лет и пребывает все в том же виде – когда папа улетает в командировку или отбывает со своим таким же скучным, занудным и очень умным братом в поход, жизнь наша делается пуста и бессмысленна. При этом решительно невозможно сказать про Женьку, что он зажигательный мужчина и взглядом умеет сотворить в небе радугу!… Он вечно считает в уме, ничего не помнит, в десять вечера мучительно хочет спать и загорается, только когда нужно растолковать Тимофею, что такое натуральные числа.
Вот оно, веселье!… Папа объясняет так, как будто делает доклад перед Нобелевским комитетом, Тима ничего не понимает, Мишка пытается помочь, но тоже застревает, я то и дело спрашиваю громким раздраженным голосом – можно хоть что-нибудь нормально объяснить ребенку, без этих идиотских сложностей?! Папа голосом не менее раздраженным отвечает: он не виноват в том, что мы все такие тупые, и нужно же хоть что-то соображать!…