Стройно-звучные напевы
Раз услышал я во сне
Абиссинской нежной девы,
Певшей в ясной тишине,
Под созвучья гуслей сонных,
Многопевных, многозвенных,
Ливших зов струны к струне.
О когда б я вспомнил взоры
Девы, певшей мне во сне
О Горе святой Аборы...
Дирк все же дал уговорить себя на сеанс гипноза, во время которого он должен был назвать все экзаменационные билеты предстоящей летней сессии.
Идею подал он сам, когда стал перечислять то, чего никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что не сделал бы, разве только в крайнем случае, чтобы наконец решительно доказать, что у него нет сверхъестественных способностей, которые ему все время приписывают.
Подготовив таким образом почву, Дирк согласился на подобный эксперимент: раз и навсегда доказать, что все распускаемые о нем слухи это нелепые выдумки, домыслы и еще Бог знает что. Хорошо, он в состоянии гипноза напишет экзаменационные билеты с предполагаемыми вопросами, затем запечатает их в конверт и сдаст на хранение в банк. Конверт будет вскрыт только после экзаменов.
Неудивительно, что после этого Дирку стали поступать во множестве предложения: за неплохое вознаграждение дать хоть одним глазком взглянуть на билеты. Дирк был шокирован, назвав подобные предложения _недостойными_...
Дух мой вспыхнул бы в огне,
Все возможно было б мне.
В полнозвучные размеры
Заключить тогда б я мог
Эти льдистые пещеры
Этот солнечный чертог.
Вскоре однокурсники, встречая Дирка в городе, заметили его мрачный и озабоченный вид. Сначала он отмахивался от всяческих расспросов о причине угнетенного вида, а затем невзначай кому-то поведал, что его матери требуется весьма сложное зубопротезное лечение, стоящее немалых денег. Какое именно, тут он не пожелал довериться посторонним, но признался, что у них с матерью таких денег нет.
С этого момента обмен добровольных взносов в фонд лечения матери Дирка на возможность познакомиться с экзаменационными билетами стал делом простым и хорошо налаженным. Все шло как по маслу, без шума и ажиотажа.
Когда же выяснилось, что нужный протез может изготовить только лишь один-единственный дантист, тоже выходец из стран Восточной Европы, ныне проживающий в Малибу, то не понадобилось ни слова, ни намека, чтобы взносы резко возросли.
Дирк по-прежнему отрицал свои сверхъестественные способности: их, мол, у него никогда не было, он-де пошел на это, только чтобы развеять заблуждения, но если кто-то продолжает верить в то, во что он не верит сам, он готов дать ему шанс удостовериться еще раз, но против добровольных взносов не возражал, ради бедной мамы разумеется.
Он верил, что с честью выйдет из этой ситуации. Он так полагал.
И крик пронесся б, как гроза:
Сюда, скорей сюда, глядите,
О как горят его глаза!
Экзаменационные билеты, которые Дирк записал под гипнозом, в сущности, были плодом минимальных изысканий, которые под силу любому студенту, - он просмотрел билеты прежних сессий, сопоставил с предполагаемыми нынешними, а потом сделал выводы. Дирк не сомневался в высоком проценте совпадений, что вполне могло удовлетворить доверчивых простаков, но добавил для страховки небольшое количество оплошностей, чтобы все выглядело вполне естественным и не вызвало подозрений.
Все, казалось, получилось наилучшим образом. Он так Думал.
Каково же было его потрясение, когда проданные им билеты поразительно совпали с официально утвержденными кафедрой. Профессура была в шоке, а для Дирка все закончилось изгнанием из колледжа и неприятным путешествием на твердой задней скамье фургона "Черная Мария".
Да, совпадение было полным, слово в слово и до последней запятой. Бывает же такое!..
Перед песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,
Затем, что он воскормлен медом
И млеком рая напоен!
А затем последовала свистопляска в прессе. Сначала его представили мошенником, потом талантом, с тем чтобы снова изобличить как мошенника. Споры длились с переменным успехом, пока прессе и публике не надоело и они не накинулись на новый лакомый кусок - бильярдного шулера, умело объегоривавшего своих партнеров в бильярдном клубе.
В течение последних лет Ричард не раз встречал Дирка, и каждый раз тот приветствовал его сдержанной полуулыбкой, за которой сначала пряталось опасение, что Ричард напомнит ему о каком-нибудь долге, а если этого не происходило, то на его лице появлялись облегчение и надежда - авось удастся выпросить самую малость. Частая смена Дирком фамилий свидетельствовала о том, что Ричард был не единственным, кого он так встречал.
И каждый раз Ричард чувствовал легкий укол жалости, глядя на того, кто так ярко светил в замкнутом пространстве университетских аудиторий и столь померк при свете обычного дня. Ему снова вспомнился подчеркнуто небрежный вопрос профессора о Дирке, заданный как бы невзначай.
Ричард посмотрел на слегка похрапывавшего профессора, настороженно молчавшую маленькую Сару, на темную перспективу зала в неверном мерцании свечей, на портреты министров и поэтов, украшавшие стены, и неприятный отсвет их улыбок, на декана филологического факультета, напевно декламировавшего поэму, и на саму поэму "Кубла Хан" в его руках. Наконец, бросив осторожный взгляд на часы, Ричард снова откинулся на спинку стула.
Чтец начал вторую и самую загадочную часть поэмы...
7
Это был последний вечер в жизни Гордона Уэя, а его беспокоило лишь одно: будет или не будет дождь в конце недели. Метеорологическая служба обещала переменную облачность, ночью туман и ясную, хотя и холодную, погоду в пятницу и субботу. В воскресенье во второй половине дня местами возможны дожди. Как раз когда все будут возвращаться в город.
Все, кроме Гордона Уэя.
Но об этом в метеосводке ни слова, да и не могло быть. А вот гороскоп это другое дело. Но он сбивал с толку туманными намеками, предсказывал необычную активность планет в его знаке зодиака, предупреждал о необходимости четко отличать мнимо желаемое от абсолютно необходимого и советовал, принимая решения по личным и служебным вопросам, действовать со всей ответственностью и честно. Об одном умолчал гороскоп: еще до исхода дня Гордон Уэй будет мертв.