С высоты своего постамента неустрашимый Ксавье Жувин устремил свой бронзовый взгляд на маленькую, местами покрытую грязным снегом площадь.
Жак бросил на статую ненавидящий взгляд, словно считал его причиной своих неудач. К концу первой половины дня, сравнивая приходы и расходы, Жак не смог освободиться от мыслей о тридцати тысячах, которые были столь же недоступны, как неприступные горные вершины. В поисках возможности получения денег, он подумал о своей матери.
Мадам Меллерей получала порядочную пенсию, была бережлива, как муравей и имела еще кое-какие небольшие источники дохода.
Он закончил часть работы с тем, чтобы сразу же после обеда мог уехать из Монтефло.
Насколько я помню, у мамы есть деньги на сберегательной книжке, думал он, и нужно, чтобы она одолжила мне несколько тысяч франков.
Поглощенный этими мыслями, Жак торопливо поднимался по деревянной лестнице с шаткими перилами. Звуки телевизионной передачи были слышны из коридора. Оперная певица исполняла большую арию из «Лакмэ».
Жак вынул из кармана фунт конфет, купленный им по пути, и постучал в дверь.
Возьму пару тысяч здесь, потом несколько тысяч займу где-нибудь. Роджер играет на непреклонности. А если ему скажут, что он получит пятнадцать наличными вместо тридцати и у него будет выбор — это или вообще ничего, то не ухватится ли он за это предложение?
Жаку пришлось несколько раз сильно постучать, пока он не услышал голос матери.
— Это я, Жак.
Она поспешила открыть дверь.
— Добрый день, мой маленький, Жак.
Она была высокая, худая со строгим лицом, полная противоположность м-ль Матильде, которая сидела на стуле перед пустой чашкой из под кофе, очарованная экраном телевизора.
Мадам Меллерей обняла сына, затем выключила телевизор.
— Дай мне твое пальто и садись. Может быть хочешь кофе?
Она взяла чайник.
— Матильда рассказала, что вчера после обеда ты был здесь. Большое спасибо за конфеты, они были замечательные.
— Превосходные. — Подхватила Матильда, покосившись на пакет с конфетами.
В присутствии третьего лица Жак не хотел разговаривать на тему, ради которой пришел сюда, а толстая старуха, казалось, не имела намерения уходить. Видимо, мадам Меллерей догадалась о смущении сына, так как сказала, указывая на конфеты:
— Предложи Матильде, пока она не ушла.
Жак удивился способу избавиться от лакомки. Последняя с полным ртом и руками не замедлила удалиться.
— Весь смысл ее жизни — это еда, — вздохнула мадам Меллерей, проговорив это дружески-укоризненным тоном. К счастью она не может пожаловаться на печень.
Затем ее взгляд стал вдруг серьезен.
— У тебя лицо как из папье-маше!
С тех пор, как он женился, она встречала его подобными словами при каждом его посещении. Вероятно инстинктивно указывала этим, что жена обращается с ним хуже, чем она.
Обычно он возражал:
— Ты всегда это говоришь. Я опять поправился на четыре фунта.
Сегодня это должно быть соответствовало действительности, ибо Элен это тоже заметила, и он не стал возражать.
— У меня неприятности.
— С твоей женой?
— И да и нет.
— Что еще она затеяла?
Мадам Меллерей не имела теплых чувств к снохе. Они всегда осуждали друг друга и почти не поддерживали отношений.
Жак рассказал выдуманную им историю.
— На прошлой неделе я играл в покер. Я проиграл много денег и не сказал Элен.
— Ты теперь стал играть в карты!
Упрек и отвращение, которые появились на ее лице, укрепили решение Жака не доверять ей своих истинных забот. Развод и вымогательство были словами, способными привести ее в ужас.
— Сколько же ты проиграл?
Он вместо ответа сделал уклончивый жест, но она попыталась узнать.
— Десять тысяч — двадцать тысяч франков.
Она всегда считала в старых франках и это во сто раз увеличивало моральное значение денег. Тридцать тысяч франков для Роджера составляли три миллиона.
— Двадцать пять… тридцать…
Выражение ее лица показывало, что такого рода проигрыш был следствием тяжелого порока. Чем больше называлась сумма, тем больше появлялось у нее смущения, а повышение суммы замедлялось.
— Тридцать четыре тысячи… тридцать шесть… тридцать семь…
Наконец она воскликнула испуганным недоверчивым тоном:
— Неужели около тридцати тысяч?
Между этими смехотворными суммами и тем, что действительно было нужно Жаку была такая огромная разница, что он предчувствовал, сколь велик будет ужас старой дамы, когда она узнает это.