Ричи остановился и поднял глаза от тетради.
– Это Мак-Магон! Это его сочинение! – раздалось сразу несколько голосов. – Фэйни только и думает о деньгах!
Фэйни сидел, опустив белесые ресницы.
– Вы правы, – сказал учитель, обращаясь к классу. – Мне не надо читать это сочинение дальше, потому что все оно написано в том же духе. И написано вполне грамотно, с соблюдением всех грамматических правил и знаков препинания, так что с этой стороны у меня возражений нет и я должен поставить Мак-Магону высший балл. Но меня очень интересует: какой балл поставили бы вы ему сами?
Несколько рук вскинулось вверх. Учитель поискал глазами, кого бы вызвать. Взгляд его упал на Василя Гирича. Тот даже чуть-чуть привстал, стараясь привлечь к себе внимание Ричи.
– Говорите, Гирич, – сказал учитель.
– Я поставил бы Мак-Магону низший балл, сэр… – начал Василь, чуть заикаясь от волнения. – Я поставил бы ему самую плохую отметку. Пускай у него все правильно с орфографией и со стилем, но то, что вы здесь читали, противно слушать…
– А разве плохо быть богатым? Что в этом дурного? Чепуха! Не слушайте его! – закричало сразу несколько учеников. – Мак-Магон хорошо написал!
– Вздор! Дайте договорить Гиричу! Он правильно говорит! – надрывались другие.
– …Многие люди так думают и говорят здесь, – продолжал Василь, не обращая внимания на крики, – но есть и другие. Эти люди знают, что не все в жизни можно купить за деньги. За деньги не купить друзей, не купить любовь, верность, честность… Музыку тоже не купишь… Нет, этого всего никто не сможет купить даже за миллионы миллионов! – убежденно докончил Василь. – Я все сказал. Можно мне сесть, сэр?
И, раскрасневшись, он опустился на свое место.
Ричи внимательно смотрел на учеников:
– Кто не согласен с Гиричем? Кому из вас кажется, что все в жизни покупается и продается?
Все затихли. Никому не хотелось отвечать на такой прямой вопрос. Мэйсон пробормотал сквозь зубы, что «джентльменства за деньги, разумеется, не купишь», однако поднять голос против приятеля не решился.
– Так вот, Мак-Магон, вы только что слышали мнение ваших товарищей, – сказал Ричи, обращаясь уже прямо к Фэйни. – Многие из них, по-видимому, не одобряют вашей цели жизни.
– Да, сэр, – встал Мак-Магон.
– Я тоже, признаться, не одобряю ее. Но вы, разумеется, можете придерживаться совсем других мыслей: ведь вы – в свободной стране. – Ричи горько усмехнулся. – А так как ваше сочинение написано вполне правильно, то, повторяю, я вынужден поставить вам «эй».
Фэйни взял из рук учителя свою тетрадь. Несмотря на старание придать себе оскорбленный и недовольный вид, он был явно рад, что получил хорошую отметку.
– Чарльз Робинсон! – вызвал Ричи.
Чарли подошел к кафедре. Ричи ласково дотронулся до его плеча.
– Я очень доволен вами, мой мальчик, – сказал он: – вы написали отличное сочинение об одном из самых замечательных людей Америки. – Он обратился к классу: – Ваш товарищ Робинсон написал вот о нем, – Ричи указал на портрет вдохновенного старика, чей взгляд, казалось, пронизывал каждого, кто на него смотрел, – о Джоне Брауне, герое борьбы за освобождение негритянского народа… Я вижу, Чарльз, вы прочли много книг о нем, – обратился он к Чарли.
Мальчик кивнул курчавой головой:
– Да, сэр, он мой любимый герой, и я всегда думаю о нем: о том, как он любил нас, черных, как сражался с южанами в Харперс-Ферри, какой он был умный и храбрый…
По выражению лица, по голосу Чарли чувствовалось, что он говорит о самом своей заветном. Рой Мэйсон наблюдал за ним, презрительно скривив рот.
– Смотри-ка, как черномазый разговорился! – наклонился он к Фэйни. – Взялся прославлять этого сумасшедшего старикана, о котором у нас на Юге слышать не могут…
– Я тоже очень люблю Джона Брауна, – говорил между тем Ричи, – и часто жалею, что в наше время нет таких людей… я хочу сказать – таких благородных и смелых, – поправился он.
– Ого, это надо запомнить! – опять шепнул Рой. – Это надо хорошо запомнить…
– Робинсону я тоже поставил «эй», – сказал учитель, отдавая тетрадь Чарли. – Можете передать вашей матери, мальчик, что я вами доволен.
Чарли, сияющий, отправился на свое место. Ричи продолжал как бы нехотя перебирать тетради.
Легкая морщина легла у него между бровями, и от этого лицо стало старше и суровее.
– Я хочу сказать вам еще кое-что, – начал он с усилием. – К моему большому огорчению, среди этих сочинений есть еще одно, которое я считаю самым злым, бессердечным и грубым из того, что я когда-либо читал. – Ричи бегло оглядел класс. – Автор этого сочинения сам выбрал тему и сам ее разработал… Я считаю это дело таким серьезным, что не скажу вам ни имени автора, ни его темы. Он присутствует здесь в классе, слышит и понимает все, что я говорю, и, надеюсь, сделает для себя в дальнейшем нужные выводы. Я очень надеюсь на это.
Семиклассники беспокойно задвигались на скамьях, подозрительно вглядываясь друг в друга. Но что угадаешь по лицам?
– Я оставляю эти тетради на столе, – сказал Ричи. – Пусть староста раздаст их вам, не заглядывая внутрь… Повторяю, я очень надеюсь, что автор упомянутого сочинения подумает о том, что я сказал.
И Ричи вышел из кабинета, оставив школьников взволнованными и смущенными.
Чарли молча роздал всем тетради. Каждый старался по выражению лица соседа угадать, не о нем ли говорил учитель.
А некоторые невинные души мучились про себя: не они ли вызвали негодование Ричи, не они ли написали то злое, грубое и низкое, о чем говорил учитель? Гадала и Нэнси – не о ней ли говорил Ричи и имела ли она право писать, что мечтает стать поэтессой? Может быть, именно это показалось учителю грубым? Но злого-то здесь уж ничего нет! Если она причинит этим зло, то только себе!
И только один мальчик взял свою тетрадь вполне равнодушно, даже не заглянув в нее. Он хорошо помнил, что в ней написано.
Отдельные слова и целые фразы из сочинения были точно оттиснуты в его памяти:
«В большинстве южных штатов и в некоторых северных негром справедливо и правильно считается всякий, в ком есть хоть одна капля негритянской крови. Негры органически, а также и биологически не способны усваивать никакие науки, кроме арифметики, стряпни и управления автомобилем. Они могут занимать должности не выше должности сторожа, швейцара или повара. Происходит это потому, что их черепные кости намного толще черепных костей белого человека. Это давно доказано медициной».
И дальше:
«Негры никогда не моются; от них идет особенный запах, свойственный только людям с черной кожей».
И еще, и еще, и еще… восемь страниц, исписанных мелким, «джентльменским» почерком южанина!
– Ребята, кто же все-таки написал это так называемое «сочинение»? – спросил Джой Беннет, обводя глазами мальчиков и девочек своего класса. – Наверно, пакость порядочная! Наш Ричи расстроился не на шутку… Признавайтесь, ребята!
Ему никто не ответил.
10. После уроков
– Домой, Сэм?
– Нэнси, не забудь про стихи! Принеси их завтра.
– После обеда – на футболе!
– Помни, Мери, ты обещала мне показать вышивку.
– Ребята, до завтра!
У ворот снова выстроились регулировщики: школьники расходились по домам, шумно прощались, размахивали портфелями, перекликались, стараясь перекричать автомобильные гудки.
Чарли подошел к Гиричу:
– Придешь вечером? Я достал проволоку. Можно будет заняться колесами.
– Идет! – кивнул Василь. – А мне отец сделал на заводе ключ. Теперь будет чем отвинчивать гайки.
– Ого! Вот это здорово! – обрадовался Чарли. Он заранее предвкушал удовольствие заняться своим детищем.
Почти у всех мальчиков и девочек в школе были свои хобби, то есть занятия, которыми они увлекались. Одни собирали марки или спичечные коробки, сигарные этикетки или пуговицы, другие увлекались кинематографом и просиживали по четыре сеанса. Некоторые пристрастились к азартным играм в кости и карты или же по всякому поводу держали пари.