— Ника вас простила, дурачка такого. И взвалила на себя такую ношу!.. Страшную вину… Ведь предала себя, свою любовь, по сути, — ради вас, чтоб вы себя почувствовали нужным — так вот, шиворот-навыворот, но нужным и прощенным наконец! Она и Левера простила этим самым, может, ради-то него все и затеяла, простила всех, чтоб оказаться виноватой. И теперь уж ваш черед, ваш, Питирим! Необходим ответный шаг… Считайте, вам для этого и сохранили жизнь.
— Выходит, все-таки — был суд, — пробормотал угрюмо Питирим. — А я и не заметил… И не понял ничего. Нет, кое-что почувствовал, конечно… Но и только. Не придал значения. Ждал наказания всерьез.
— Ну, а куда серьезней? — удивился Эзра. — Новое тело — пустяк. Не в нем, поверьте, дело. Но вот сделать так, чтоб все в нем рассмотрел и душу, а не просто оболочку… Есть наказание принуждением. А есть наказание — доброй волей. Надеюсь, у вас будет время подумать об этом.
— Когда?
— В любой момент, который вы сочтете подходящим.
— Где?
— Да где заблагорассудится! Мне странно слышать… — Эзра с укоризной поглядел на Питирима. — Самое тяжелое — когда по доброй воле…
— Что же именно?
— А уж вот это вы решите сами для себя. И тут никто вам не помощник, не советчик. Нет поводыря… Сказали же: нельзя, чтоб неоправданные по миру ходили!..
— Ну, а если бы вдруг Ники… — голос Питирима дрогнул, — если бы вдруг Ники — не было совсем? В природе не существовало бы? То что — тогда?
— Но ведь была! Ведь — есть! Какой смысл прожектерствовать без всяких оснований? Придумывать по разным поводам модели? Теоретизировать впустую? Вы порою удивляете меня, ей-богу!
— Слушайте-ка, Эзра, — неожиданно промолвил Питирим, — я все хотел спросить вас… Знаете, вы очень, очень мне напоминаете… одну особу, скажем так. Нет, вы другой и все-таки — похожи. Даже внешними какими-то чертами, тем, что говорите… Я отнюдь не утверждаю…
— Ближе к делу! — оборвал его бесцеремонно Эзра.
— Я мальчишкой был тогда, совсем давно, — стараясь не смотреть в глаза вознице, начал Питирим. — Так получилось… И с тех поря никогда… Вы очень мне напоминаете Барнаха, вот что!
— Это славно! — хохотнул негромко Эзра. — Ведь Барнах был осужден, приговорен до самой смерти жить под бдительной, усиленной охраной в гетто. Впрочем, так же, как Харрах и как Яршая, и как многие другие — и кого вы знати, и кого не знали… Было несколько процессов. Вы-то помните один…
— Откуда вы всех знаете?
— Конечно, здесь, на Девятнадцатой, порядочная глушь… Но не настолько все же, чтобы чувствовать себя, как будто ты живешь в другой вселенной! Кое-что и мы тут узнаем. Достаточно желания, простого интереса… Да ведь и на Землю все-таки летаем иногда, и к нам порою гости забредают…
— Вот-вот — забредают! Веский довод, ничего не скажешь, — с недовольством буркнул Питирим. — Насколько мне известно, часть материалов, связанных с тогдашними процессами, была закрыта…
— Ну, это уж моя забота, как заполучить необходимую мне информацию, закрытую для вас, — язвительно ответил Эзра. — Люди с детства привыкают: этого нельзя, того — нельзя… И с тем живут. Считают: все законно, так быть и должно. И очень раздражаются, когда вдруг кто-то думает иначе и, что главное, ведет себя, сообразуясь с собственными представлениями. Сразу же обида возникает, чувство ущемленности… А в результате — новое «нельзя» да «как посмел?!». Вы помните всего один процесс… А я-то знаю и другие. И не просто понаслышке, но — в деталях.
— Тем не менее… Вы не ответили!
— Да что тут отвечать? Немало сгинуло тогда, немало… Лучшие из лучших, что обидно… Ну, а я — вот тут, на Девятнадцатой. И что из этого? Еще один штришок к обычной человечьей психологии: не может, дескать, в непривычном месте оказаться некто, якобы похожий на известную всем личность. Сразу чудится подвох, опять какая-то несправедливость… Что ж, выходит, перед вами — беглый каторжанин? Всем разбойникам разбойник, супостат и враг людей? Сумел каким-то чудом скрыться и теперь разгуливает на свободе, по чужой планете?!
— Извините, — произнес оторопело Питирим. — Я, правда, не хотел…
— Да нет, чего уж… Я к таким вещам спокойно отношусь, — пренебрежительно махнул рукою Эзра, словно отметая всякие сомнения. — Мне даже в общем-то приятно, лестно слышать… Вы учтите, Питирим, не в моих правилах развенчивать легенды, пусть и самые нелепые. Поскольку я, недалеко ушедший в умственном развитии, их просто обожаю. Потому считайте, как хотите. Ваше право. Думаю, от этого — ну, так, на всякий случай — вас ведь не потянет на ходу выпрыгивать из ездера!..